она имела какое-то особое отношение к ученикам, хотя вначале Он обращает Свой взор именно на них. Но мы освобождаем себя и рассказ Луки от всех этих мучений, когда замечаем, что рано утром, после всенощного сна, Иисус призывает к себе учеников и выбирает двенадцать, еще не зная ничего о толпе, собравшейся за это время на равнине, — как он мог знать об этой толпе, ведь Лука даже не знает, как объяснить ее приход и внезапное присутствие на равнине?

Лука хочет сообщить о призвании двенадцати именно так, как это делает Марк, — иначе зачем бы он добавил замечание, что Иисус назвал их «апостолами», или зачем бы он написал имена двенадцати и так неестественно задержал ход повествования, которое спешит к следующей речи? Но только за это он может ответить, что сообщает о столь важном событии в причастном обороте и так быстро спускает Господа с горы к толпе на равнине — хотя знак апостола всегда является очень неудобным камнем преткновения для предполагаемого хода повествования.

Матфей также хочет сообщить о первом призвании и избрании Двенадцати в тот самый момент, когда он посылает их в путь. Правда, он уже предполагает существование этого более узкого круга учеников, когда говорит, что Иисус призвал «двенадцать учеников Своих», — так говорить и, переходя к этой теме, думать о «двенадцати» можно было только потому, что он самый последний и поэтому с самого начала стоит в поле зрения общины, которой известны двенадцать и которая составляет ближайшее окружение Господа. Лука уже мог упомянуть о призвании двенадцати лишь вскользь и как бы в скобках; первый же, Марк, знал, что если о двенадцати будет идти речь в Евангелии, то об их избрании нужно будет сообщить как об особом акте. Однако при всей абстрактности своего взгляда Матфей не был уверен, что сразу же свалится с облаков с сообщением об избрании учеников и скажет, например, что Иисус призвал двенадцать и послал их в народ, так что только Марк мог говорить С. 6, 7, потому что он раньше сообщил об их избрании; напротив, он прекрасно чувствует, что должен сначала восполнить одну немаловажную деталь, прежде чем сказать, что Иисус послал двенадцать. Поэтому он заранее сообщает, какую судьбу получили двенадцать от Господа и как они назывались; таким образом, он путает и извещение об их избрании, и послание, а то, что он объединил эти два понятия, он доказывает нам, кроме того, тем, как он путает высказывания Марка о судьбе и фактическом снаряжении двенадцати. В 10:1 он говорит, что Иисус дал им власть над нечистыми духами, чтобы они могли изгонять их и исцелять всякую болезнь и немощь. Либо предполагается, что власть над нечистыми духами была той же самой, которая давала им силу исцелять всякую другую болезнь, но это другие болезни, не имеющие отношения к демонам, либо предполагается, что власть над другими болезнями была особой, но в этом случае слово «власть» было бы слишком сильно отделено от другой части предложения «и чтобы они могли исцелять всякую болезнь» междометием «чтобы они могли изгонять их». Теперь читайте, как аккуратно и естественно пишет Марк: «они должны иметь власть исцелять болезни и изгонять бесов». Это правильно, и так пишет человек, который, прежде чем пустить в ход перо, не щурится на другие места Писания или даже на разные отрывки чужого Писания. Марк, рассказывая о посылке двенадцати, может кратко отметить, что Иисус дал им власть над нечистыми духами, и когда они пошли, то изгнали многих бесов и исцелили многих больных, потому что теперь Иисус дает им власть, которую Он уже дал им раньше, и они действительно пользуются ею. Луке пришлось действовать так же, как и Матфею: он сообщает, как Иисус выбирает двенадцать, но не может сказать, какую власть предназначил им Господь, потому что ему пришлось спешить, чтобы перевести общество с горы на равнину, но позже, когда он сообщает об отправке двенадцати, он объединяет информацию Марка лучше, чем Матфей, и говорит Е. 9, 1: Он дал им силу и власть над всеми бесами и болезнями, чтобы исцелять.

Если бы доказательство не нужно было обосновывать со всех сторон, то можно было бы сказать с самого начала: Матфей должен был объединить рассказ об избрании и посылке двенадцати в один таким путаным образом, потому что он соединил второй и четвертый разделы рассказа Марка о публичной деятельности Иисуса в Его двухдневной работе в один, пропустил третий, к которому относится избрание двенадцати, и теперь после четвертого раздела переходит к рассказу о посылке двенадцати. Здесь он действительно останавливается, но не может не оглянуться на рассказ о первом избрании, и поэтому вполне естественно, что он объединил элементы обоих рассказов так неуклюже, как он это сделал.

Лишь вскользь мы замечаем, что переход от первоначального, свободного и беспрепятственного к позитивному и фиксированному может быть продемонстрирован и в другом процессе. Марк говорит только о том, что Иисус назначил «двенадцать», чтобы они были рядом с ним и чтобы он мог посылать их; Лука говорит, что Иисус сам назвал двенадцать апостолов; наконец, Матфей сообщает, что Иисус назначил «двенадцать», и как будто само собой разумеется, что люди, которых церковь его времени называла «апостолами», всегда так назывались, он представляет список их имен словами: «имена двенадцати апостолов таковы».

Мы не будем подробно рассматривать список апостолов, приводимый тремя синоптистами, поскольку некоторые трудности могут быть решены только позже, когда мы будем разбирать вопрос о происхождении Евангелий в целом, насколько это возможно. Здесь же отметим лишь, что все три списка, называя в конце концов имя Иуды, которого они прямо называют предателем, ставят во главе списка Петра. Уже из этого контраста ясно, что Петр назван первым ради особого достоинства — Матфей, самый поздний, даже обращает внимание читателей на это место Петра, говоря «первый» Петр, — и что именно иерархическое значение дало апостолу первое место в списке. Марк обнаружил, что перед ним уже двенадцать имен, и среди них имя Петра уже занимает первое место.

Теперь задумаемся над некоторыми дополнениями, которые прерывают перечисление имен. «Симону, говорит Марк C. 3, 16, он дал имя Петр». То же самое говорит Лука C. 6, 14, называя Симона; но ни один из них не сообщает нам, когда и по какому случаю Иисус дал этот эпитет князю апостолов. Матфей, напротив, говорит кратко: «Симон, нареченный Петром», но позже сообщает, что вера ученика в камень дала Господу повод