евангелист также вынужден был внести очень сильные изменения, если он не хотел формировать новый сюжет или если он не мог полностью оторваться от указаний Марка. Но он колеблется между состоянием свободы и рабства — не успел он оторваться от письма, как снова должен отдаться ему.

Наконец, вставив С. 11-13, он доходит до заметки об Ироде, которую Марк помещает сразу после сообщения об отъезде Двенадцати. Он также сообщает, что в это время Ирод услышал об Иисусе и высказал предположение, что это Креститель, воскресший из мертвых. Когда же он продолжает С. 14, 3: Ирод съел Крестителя и, наконец, принес его в жертву мести Иродиады, то сразу становится понятно, что тот факт, что царевич говорит о Крестителе как о мертвеце, подлежит объяснению, и рассказ, таким образом, уходит в давно прошедшее время. Поэтому мы должны быть крайне удивлены, когда в конце этого повествования далекое прошлое и настоящее непосредственно соприкасаются. Его ученики, говорится в Евангелии от Матфея С. 14, 12, 13, взяли его тело, похоронили его и теперь пошли и сообщили о случившемся Иисусу. Но Иисус «вследствие этого сообщения удалился от них и пошел на кораблях в пустыню». Оттуда! Мы не знаем, откуда? Матфей говорит нам, что Иисус был плохо принят в Назарете, но не говорит, что он ушел оттуда. Может ли Он сразу же уйти оттуда через озеро в пустыню? Но это лишь мелочь по сравнению с остальными. Трудности. Обезглавливание бегуна уже давно произошло и предвещается как таковое, когда Ирод предполагает, что Иоанн восстал из мертвых в Иисусе; рассказ о несчастном конце Крестителя даже описывается входом как заглаживающий прошлое, но в конце повествования прошлое вдруг оказывается настоящим, когда ученики Крестителя хоронят тело своего учителя, сообщают о случившемся Иисусу, и тот, видя это, побуждает себя бежать в уединение! Невозможно! Более чем невозможно, поскольку предположение Ирода о том, что Иисус в конечном итоге может оказаться воскресшим Крестителем, вовсе не характеризуется как такое, которое возникло бы из злобного отношения к Господу или было бы связано с таким отношением. А теперь еще и ученики Крестителя! Мы поражаемся, когда видим, как они идут к Господу, как будто само собой разумеется, что после смерти Учителя они должны немедленно пойти к Иисусу и присоединиться к Нему. Мы удивляемся еще больше, потому что ни до, ни после этого мы не слышим о такой тесной связи между двумя кругами, о том, что ученики Иоанна были в свите Иисуса после смерти своего Учителя.

Еще не нужно убеждаться в приоритете Евангелия от Марка, но если поддаться впечатлению естественного повествования первоначального евангелиста и почти механической операции — операции не более и не менее механической, чем процедура Матфея, — то мы узнаем, каким образом возникло сообщение, нет! путаница первого Евангелия. Скобку, в которой он объясняет слова Ирода «это Иоанн, которого я приказал обезглавить» — и заглаживает прошлое — Марк заканчивает словами: «И пришли ученики его при вести, и взяли тело его, и положили его». И сошлись апостолы, продолжает Марк, к Иисусу и доложили Ему все, что делали и чему учили, и Он сказал им: «Пойдемте в пустыню и отдохнем немного!», т. е. отдохнем, ибо здесь толпа народа так велика, что невозможно собраться и отдохнуть. Матфей был очень смущен, когда дошел до этого отрывка первоевангелия: он не сообщил об уходе учеников, не смог сообщить об этом, а здесь он читает о приходе учеников, что же делать? Он не думал об этом долго, он даже не мог думать об этом, потому что в своем смущении не мог сосредоточиться на сообщении, на его элементах, на том, что в нем говорится об учениках, о получении послания, о прибытии в дом Иисуса, о сообщении, все это слилось для него воедино, и вот ученики Крестителя, о которых мы только что говорили, после того как они отдали последние почести своему Учителю, приходят к Иисусу, сообщают ему то, что должно было быть сообщено, и тот, получив сообщение, удаляется в уединение.

Лука не так ошибался, как Матфей, но и его рассказ не совсем верен. Ученики, говорит он, С. 9, 6, вышли, проповедовали и исцеляли. Ирод узнает об Иисусе и говорит о том, что приказал обезглавить бегуна, затем ученики возвращаются из путешествия, сообщают о том, что они сделали, и Иисус берет их и удаляется с ними в пустыню. То, что Лука не говорит нам, почему Иисус удалился с учениками в уединение, мы пока не хотим считать упущением, но то, что он ничего не сказал читателям о том, как произошло обезглавливание Крестителя, было неправильно. Что должны были подумать его читатели, когда они вдруг услышали заявление Ирода и не поняли, о чем идет речь? Мог ли он рассчитывать на то, что они восполнят пробелы в его повествовании, опираясь на писания своего предшественника? Конечно, нет! Иначе ему пришлось бы опустить многое другое. Он ошибся: еще раньше, когда он — не в том месте С. 3, 19. 20 — собрал все, что знал о судьбе Крестителя, он сделал выдержку из более позднего рассказа Марка и сообщил, что и почему Ирод заключил Крестителя в темницу. Дважды он не мог сообщить об одном и том же, поэтому, когда он доходит до этого рассказа Марка, он его опускает; Но и в этом месте он не мог дать полного отрывка, так как если уже было неприлично упоминать об аресте Крестителя до того, как он описал крещение Иисуса, то неприличие стало бы неприличным, если бы он уже сообщил о казни Крестителя до того, как он крестил Иисуса, — поэтому он уже не мог удержаться, и пропуск должен был остаться, так как он не мог свободно контролировать высказывания своего предшественника. Мы думаем, что если бы впоследствии он нашел рассказ о страданиях Крестителя в сочинении Марка, то ему не следовало бы опускать его целиком, поскольку он уже говорил о родстве Крестителя с Иродом и Иродиадой; скорее, ему следовало бы описать последнюю судьбу Иоанна в скобках, со свободными и смелыми оборотами речи. Но он не видел так далеко, он не был так свободен от письма; его взгляд сосредоточен только на том, что он говорит об Ироде, об Иродиаде и о заключении Иоанна в темницу, и это все, о чем он думает, и поэтому он теперь опускает и то, что он еще не записал, но что, несомненно, было бы очень