Сибби выпячивает задницу и стряхивает с нее стекляшки, но, думаю, скорее всего, это делает один из ее сообщников.

– Первая дверь налево, – отвечает Адди.

– Сибби, я хочу, чтобы ты пошла и проверила остальные комнаты, – говорю я.

Удивительно, но она не выражает недовольства и уходит, вероятно молясь, чтобы там кто-нибудь на нее напал. И я молюсь, чтобы там действительно кто-нибудь оказался.

Стекло под моими ботинками хрустит, когда я прижимаюсь к стене и передвигаюсь вдоль нее, пока не добираюсь до указанной двери. Адди следует за мной.

Распахиваю дверь, прячась за угол на случай, если полетят пули.

– Побудь пока здесь, – приказываю я, не давая ей времени на возражения.

Держа оружие наготове, сразу же проскальзываю в комнату. Здесь кромешная тьма, и я жалею, что не захватил очки ночного видения.

Вслушиваюсь в малейший шум, но не слышу ничего. Даже дыхания.

По мере того как мои глаза адаптируются, кровать обретает четкие очертания. Пустая, если не считать смятого постельного белья и раскиданных подушек. Рядом с прикроватной тумбочкой валяется лампа, шнур вырван из розетки. Должно быть, они сопротивлялись, пока их вытаскивали из постели.

Я медленно выдыхаю, продолжая обшаривать глазами каждый сантиметр помещения, пытаясь отыскать любую фигуру, стоящую в тени или лежащую на полу.

– Их здесь нет, – тихо окликаю я.

Адди пробирается в комнату следом за мной. Ее шаги бесшумны, а тело напряжено и готово к нападению. Она очень далеко ушла от той девушки, которая с головой бросалась в ситуацию, не обдумав ее как следует. Теперь она опытная убийца, и, черт меня побери, это не заставляет мою грудь сжиматься от гордости.

Я никогда не пытался изменить Адди. Несмотря на то что ее импульсивность и глупая храбрость представляли опасность, именно это и делало ее такой очаровательной. Но обстоятельства вышли из-под контроля, и, хотя я по-прежнему нуждаюсь в своей смелой девочке, в ней уже не осталось места для необдуманных поступков.

Теперь в движениях Адди нет ничего безрассудного, и мое очарование ею только возросло. Все эти ее пустые угрозы убить меня или причинить мне боль – теперь она сможет воплотить их в жизнь.

О да, еще как сможет.

– Как думаешь, где они могут быть? – шепчет она, возвращая меня к реальности.

Я бы обругал себя за то, что отвлекся, если бы знал, что это что-нибудь изменит, но это не так. Умереть с мыслями об Адди – это единственный способ, которым я хочу покинуть мир живых.

Я качаю головой.

– Не знаю. Но если здесь есть люди, значит, скорее всего, они все еще в доме.

Адди подходит к кровати и прижимает руку к простыням.

– Холодные, а значит, их нет уже давно. – Повернувшись ко мне, она с отстранением и ужасом заключает: – Думаю, нам нужно проверить подвал.

Ее тело напряжено, плечи судорожно сжаты.

– А что не так с подвалом?

Она пожимает плечами.

– Там жутко? – отвечает она, хотя по интонации это больше похоже на вопрос.

– Тебе же нравится жуть.

Она словно запинается на этой мысли, а затем расслабляется и кивает:

– Да, ты прав. Я люблю жуть. Пошли.

Сибби выходит из одной из дверей как раз в тот момент, когда мы выходим из спальни родителей Адди, и выглядит еще более расстроенной, чем раньше.

– Здесь никого. Я облазила все комнаты, – разочарованно сообщает она.

– Подвал, – подсказываю я. – Они могут быть там.

Адди ведет нас обратно по ступенькам к двери в подвал, которая располагается в столовой.

– Если они там, то наверняка услышат наши шаги и поймут, что мы идем, – шепчу я, снова оттесняя Адди за спину. Пусть лучше стреляют в меня, а она разберется со своими родителями.

Дверь со скрипом открывается, и я словно заглядываю в огромную черную дыру.

– Насколько он большой?

– Весьма большой. И еще не закончен, – отвечает она шепотом. – Там тоже жилые комнаты.

Я медленно спускаюсь по лестнице и понимаю, что абсолютно ничего не вижу. Здесь, внизу, царит леденящий холод и на плечи опускается еще одна печать ужаса, словно злая богиня манит меня в свое логово. Какой теплый, блин, прием.

В дальнем углу подвала, из самых недр, похоже, коридора, пробивается крохотный лучик света.

В моем желудке разверзается яма ужаса, поглощая все мои внутренности до тех пор, пока я не начинаю ощущать одну лишь обреченность.

Адди и Сибби стоят по обе стороны от меня, и я хоть я и не вижу их лиц, хорошо чувствую их беспокойство.

– Мы в гостиной, а дальше по коридору – недостроенная часть, – еле слышно шепчет Адди.

В тот момент, когда я делаю шаг, огонек гаснет, словно кто-то выключил свет. Замираю, мои глаза начинают привыкать к темноте.

Свет не выключили. У входа в коридор кто-то появился. Он не двигается, но я чувствую, как его глаза буравят место, где мы стоим. Моя рука сжимает пистолет, и я медленно поднимаю его, готовясь к атаке. Но затем он медленно отступает назад и снова исчезает в коридоре, а на его месте вновь возникает свет.

Сердце в моей груди бешено колотится. Черт, это действительно жуткое место. Даже я не могу этого отрицать.

Сибби усмехается:

– Я слишком много времени провела в домах с привидениями – нет ничего более жуткого, чем я. Давайте я пойду первой.

Пожимаю плечами, решив, что Сибби не помешает поиздеваться над ними.

– Развлекайся, – бормочу я, немного опуская оружие, но не желая расслабляться полностью. Здесь, внизу, могут скрываться и другие.

Она громко хихикает, звук получается зловещим, а затем тихонько начинает напевать колыбельную, пробираясь по коридору. Я не могу видеть наверняка, но если я знаю Сибби, то уверен, она направилась прямиком к захватчикам.

Беру Адди за руку и веду к тому месту, где остановилась маленькая кукла; ее крошечное тело освещено одиноким лучом света.

В ее руке появляется розовый нож. Она вонзает острие в стену рядом с собой, а потом, напевая колыбельную громче, медленно двигается дальше, скребя стену на ходу.

Адди вздрагивает, но я не могу сказать, от чего именно: потому, что Серена будет злиться из-за испорченной стены, или потому, что Сибби стала неимоверно жуткой, как она и обещала.

И то и другое внушает страх.

Из комнаты, где находятся неизвестные, доносятся голоса – нервные и немного сердитые.

– Не подходи, – рявкает глубокий голос.

Сибби делает паузу, резко обрывая колыбельную, и качает головой.

– Это не очень вежливо, – шепчет она, и от ее