Шрифт:
Закладка:
* * *
Прочитав письмо от незнакомой дамы, Оноре откладывает его в сторону. О, женщины, как они все одинаковы. Оказывается, г-жа Марбути уже в Париже, причём достаточно близко знакома с г-ном Сент-Бёвом, который, по слухам, пришёлся ей не по душе. (Вспомним, что Сент-Бёв – лютый враг Бальзака, «отнявший» у него маркизу де Кастри.)
Как бы то ни было, однажды эта сметливая красотка уже на рю Батай, в шикарном бальзаковском будуаре, где с лёгкостью бабочки меняет одного любовника на другого. Быстро оценив достоинства нового партнёра, «вольная птичка», ничтоже сумняшеся, всерьёз намеревается поселиться на рю Батай чуть ли не навсегда. Но Бальзак торопится в Италию, его ждут серьёзные дела. Уже получены немалые командировочные, заказан экипаж…
Как быть? – это всегда про Бальзака. Оноре рождён для этих самых «как быть?», потому-то его решения всегда столь молниеносны. В этот раз романист превращается в драматурга: его новая знакомая мадам Каролина Марбути остригает роскошные чёрные волосы, натягивает мужские панталоны и куртку (заказанные, конечно, у Бюиссона) и превращается в этакого красавчика пажа. Ура, они вместе едут в Италию.
С. Цвейг: «Только один-единственный из парижских друзей оказывается свидетелем этой комедии с переодеванием. Жюль Сандо, пришедший на рю Кассини, чтобы пожелать Бальзаку счастливого пути, видит, как в фиакре подъезжает молодая, коротко остриженная дама и, превосходно ориентируясь на местности, поспешно поднимается в спальню писателя. Он еще улыбается про себя, отметив это новое приобретение своего друга… но через несколько минут из той же комнаты вдруг выскальзывает элегантный юноша в сером рединготе, с хлыстиком в руке и, смеясь, спускается по лестнице, прихватив с собой саквояжик, где лежит белье на неделю и, на всякий случай, дамские наряды, и мгновенно исчезает в недрах почтовой кареты. За ним, тяжело ступая, спускается Бальзак, радуясь, как мальчишка, своей удавшейся шутке. Он усаживается рядом с юным пажом, и несколько минут спустя карета уже катится на юг, в сторону Италии»{355}.
Официально они – г-н де Бальзак и его камердинер мсье Марсель. Прибыв в Турин, Оноре снимает шикарные апартаменты в лучшей гостинице города с многоговорящим названием: «Европа». Для отвода глаз они с камердинером селятся в отдельных номерах.
Здесь происходит то же самое, что и в Вене. К его немалому удивлению, в Италии писателя хорошо знают, а женщины чуть ли не бросаются целовать руки. В Турине Бальзак почти нарасхват. Данный факт романиста чрезвычайно радует.
А вот что писала матери г-жа Марбути:
«…Живем мы по-княжески. Бальзак рекомендован депешами из посольства, благодаря чему он завязал отношения с самым лучшим обществом. Сегодня он обедает у одного сенатора; к десяти часам я должна приехать за ним в коляске, это в двух лье от Турина, и я уже заранее радуюсь поездке в открытом экипаже прекрасным летним вечером. Впрочем, коляска всегда в моем распоряжении. У меня великолепные комнаты, и уход за мной превосходный. Все это тем более замечательно, что у Бальзака нет ни гроша, что он весь в долгах и только ценою невероятного труда поддерживает свое положение на грани роскоши и финансового краха, ежедневно угрожающего ему»{356}.
Подобная встреча туринцев радовала бы Бальзака ещё больше, если б не всеобщая известность, неожиданно обернувшаяся неприкрытым интересом (и даже крайней озабоченностью!) горожан к личной жизни популярного писателя. Газетчики тут как тут. Они же первыми замечают очаровательного юношу-камердинера, больше похожего на девицу-красавицу, нежели на добра молодца. Начались шушуканья. Потом – пересуды, приличные вперемежку с неприличными.
А далее кто-то из этих самых газетчиков неожиданно вспомнил… про Жорж Санд. Сенсация! В город инкогнито прибыла Жорж Санд! Именно она, собственной персоной, вместе с Бальзаком! Bravissimo, мадам!
Теперь шушуканья и пересуды слились в едином восторженном рёве: в Турин закатили Бальзак и Жорж Санд! Аврора Дюдеван вновь в Италии! Оказывается, это не Бальзак всех разыграл, а именно Жорж Санд – эта дымящая, как американский пароход, сигарами (и трубкой!) то ли женщина, то ли мужчина, менявшая любовников, как море меняет характер в период штормов.
Отныне Бальзак – на потом. Сейчас не до Оноре – всем подавай Аврору Дюдеван! И чтоб в штанах, с сигарой во рту и мерзки подстриженной. Когда ещё увидишь такую?! Жорж Санд! Жорж Санд! – чуть ли не скандирует толпа обывателей, напирая на отель «Европа». Где она, подать сюда! Сюда, на всеобщее обозрение! Пусть покажется и… расскажет. Например, как дошла до жизни такой. Подробно о себе. О своих любовниках (любовницах). О трудном детстве наконец. И конечно, о новинках и последних парижских тенденциях в литературе…
А вот и она, радостно показывает кто-то из толпы на мадам Марбути, которая, если честно, знает об Авроре Дюдеван не больше, чем мальчишка-чистильщик. Каролина пугливо пытается спрятаться за спину своего бравого спутника, причём это ей не сразу удаётся. Вы в Италии, господа, где мало что изменилось со времён Древнего Рима. Народ требует хлеба и зрелищ. Хлеба и зрелищ!
Глупенькой девице поначалу такое внимание очень даже по душе; она, жеманясь, о чём-то перекидывается с местными журналистами, хихикает, шутит и даже острит. И те кивают головами: ну да, такая игра. Но одновременно требуют большего – рассказать о себе, о Париже и планах на будущее. И раз за разом – осечка. Поняв, наконец, в чём дело, Бальзак пытается отшучиваться, старательно уводя девчонку от натиска удивлённой толпы. И лишь через несколько дней ему с огромным трудом удаётся уладить едва не разразившийся скандал.
Три недели в Турине промчались как один день. Без кредиторских засад и погонь, среди древних улочек и площадей. И… в объятиях любвеобильной Каролины. Судьба и здесь преподнесла Оноре на блюдечке невероятную удачу: Бальзак-юрист без особых усилий сумел уладить (правда, частично) дела своих друзей, компенсировав этим самым Саре свою измену.
Турин, Турин… Этот город он будет помнить всегда.
На обратном пути Бальзак заедет в Женеву. На этот раз рядом с ним молодая и красивая женщина; молодой паж, о котором столько судачили в Италии, куда-то исчез. Ну а вокруг – толпы восторженных швейцарцев. Не будет только их
