В соглашении о платежах было установлено, что все платежи обеих сторон должны быть сбалансированы. Если баланс нарушался, то соответствующее правительство имело право прервать товарные поставки другой стороне до восстановления баланса. Естественно, что финский экспорт в Россию, бо́льшая часть которого состояла из изделий длительного срока изготовления, поначалу был незначительным. Во второй половине 1940 года стоимость финского экспорта квотных товаров составляла около 139 тысяч долларов, а импорта из СССР – 3 миллиона 65 тысяч долларов. Но, если учесть частичные и предварительные платежи по заказам судов и других упомянутых выше изделий, которые (платежи) также относились к экспорту, поскольку шли финским производителям на изделия, находящиеся в стадии производства и предназначенные для экспорта в СССР, то платёжный баланс был соблюдён.

Русские, однако, считали, что необходимо соблюдать баланс и в поставках товаров. Они ссылались на протокол к торговому договору, в котором говорилось, что в первый год действия торгового договора товарооборот должен соответствовать квотам, указанным в приложении. Признаю, что в ходе торговых переговоров в Москве далеко не все возможные детали были тщательно согласованы, так что оставалось место для разногласий.

Думаю, что эти вопросы можно было бы урегулировать без особых сложностей, если бы отношения между Финляндией и Советским Союзом осенью и зимой 1940–1941 годов складывались хорошо. К сожалению, дело обстояло не так, и по различным вопросам у нас возникали трения. Особенно затяжки с проблемой никеля, о чём я расскажу позднее, раздражали русских. В середине января Советский Союз прервал экспортные поставки в Финляндию, заявив, что Финляндия не поставляет свои экспортные товары в достаточном объёме, в результате чего возник значительный дисбаланс товарооборота. Экспорт будет возобновлен только после восстановления баланса. В комиссариате внешней торговли говорили, что «Финляндия ведёт торговлю плохо, затягивает дела, выдвигает различные отговорки».

В беседе с Вышинским о проблеме никеля и организации руководства планируемой компании по производству никеля я сказал полушутливо: «Пост исполнительного директора слишком мелкий для вас, чтобы из-за этого начинать войну против нас». Вышинский ответил: «А мы уже находимся в торговой войне». Я направил телеграмму в Хельсинки: «Думаю, что перерыв в товарных поставках из Советского Союза и сложности в других делах связаны с ухудшением отношений, а также с проблемой никеля… К такому выводу я пришёл на основе одного замечания Вышинского. Зная русских, могу сказать, что этого следовало ожидать. Если это возможно, то нам надо потерпеть. В любом случае, финские экспортеры должны соблюдать график поставок. Не знаю, соблюдали ли они его до сих пор, русские утверждают обратное».

В соответствии с соглашением о платежах уполномоченные, назначаемые сторонами, должны встречаться раз в три месяца для проверки хода его выполнения. В феврале и марте такие переговоры состоялись в Хельсинки. Единства мнений не было. Финны настаивали на том, что, с учётом российских частичных и предварительных платежей, сохраняется платёжный баланс, и Советский Союз не имеет права прерывать экспорт. Русские, в свою очередь, утверждали, что частичные и предварительные платежи не подлежат учёту, и необходим баланс в товарных поставках. Поскольку именно в этой области образовалась значительная диспропорция, то Советский Союз прекратил экспорт в Финляндию до выравнивания товарооборота.

Оплачиваемый по клирингу импорт по товарным квотам из Советского Союза по состоянию на 1 марта 1941 года составил около 3 миллионов 217 тысяч долларов, экспорт из Финляндии – около 283 тысяч долларов. Если же к сумме товарного экспорта из Финляндии добавить упомянутые частичные и предварительные платежи, всего их было 3 миллиона 598 тысяч, то общая стоимость экспорта поднимется до 3 миллионов 882 тысяч долларов, превысив стоимость товаров, ввезенных из России. Подсчёты делались также относительно того, до каких величин поднимутся экспорт и предварительные платежи к концу первого договорного года, то есть 31 июня 1941 года. На переговорах согласия добиться не удалось, и торговля на этом закончилась.

На прощальном визите у Сталина 31 мая 1941 я затронул вопросы торговли между нашими странами, сказав, что имели место недоразумения и разногласия относительно трактовки договора. Изложил наше понимание, а также понимание Советского Союза. Сталин, который, как оказалось, хорошо владел ситуацией, заметил: «Мы не договаривались, чтобы Советский Союз кредитовал Финляндию». Нам, финнам, трудно понять, как русские, в конце концов, видели этот вопрос. Частичные и предварительные платежи, выплачиваемые по договору, для поставщика товара были действительно кредитом, как если бы он взял эти деньги в кредитном учреждении, правда, тогда он платил бы проценты. Русские, как кажется, считали, что средства по предоплате должны были оставаться неиспользованными на клиринговом счёте лишь как гарантия получения оплаты после изготовления поставляемого товара. Но, по нашему мнению, это не было целью соглашений о поставках.

IX

Президентские выборы.

Обустройство новых границ Финляндии

Президентские выборы. Вечером, в День независимости 6 декабря 1940 года, когда Молотов передал мне заявление о внешнеполитическом сотрудничестве Финляндии и Швеции, о чём я писал выше, он передал мне также и вторую бумагу. О ней я послал следующую телеграмму:

«Комиссар Молотов 6 декабря передал мне второе заявление следующего содержания: “Не хотим вмешиваться в этот вопрос или делать какие-то намёки относительно кандидатуры нового президента Финляндии, но внимательно следим за подготовкой к выборам. Хочет ли Финляндия мира с Советским Союзом, мы решим, когда узнаем, кто избран президентом. Ясно, что если президентом будет избран кто-нибудь такой как Таннер, Кивимяки, Маннергейм или Свинхувуд, то мы сделаем вывод, что Финляндия не хочет выполнять Мирный договор с Советским Союзом”. Я ответил, что президентские выборы полностью наше внутреннее дело. Молотов это признал, но добавил, что, конечно, можете выбирать президентом, кого хотите, но мы имеем право делать собственные выводы. Сказал, что будем выполнять Мирный договор, президентские выборы на это не повлияют. Поскольку Молотов говорил устно по бумаге, я не мог его не слушать. По моей просьбе он отдал бумагу мне. Довожу это до вашего сведения».

В дальнейшей беседе я, как и часто ранее, продолжал подчёркивать, что будем выполнять Московский мирный договор, а также поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом. В качестве свидетельства о преобладающих в нашей стране настроениях сказал, что накануне прочитал в газете Аграрного союза1, которая особо отстаивает интересы карельской национальности, статью, в которой говорилось, что ни о какой мести не может быть и речи. «Мы не хотим войны, ни для реванша, ни для какой иной цели», – писала газета.

В связи с обоими заявлениями Молотова