Шрифт:
Закладка:
С экономической точки зрения, торговля между соседними государствами – естественное дело. Она более выгодна, чем с дальними странами, из-за меньших расходов на транспорт. Поэтому активные торговые отношения между Финляндией и Советской Россией, с экономической точки зрения, были бы полезны. Они бы также способствовали общему улучшению отношений между соседними государствами.
При этом, однако, следует учитывать различные обстоятельства. Прежде всего, Советский Союз не особо хотел покупать наш главный экспортный товар – изделия деревоперерабатывающей промышленности, поскольку сам производил их, в том числе на экспорт. В своей большой восстановительной работе Советская Россия нуждалась, в первую очередь, в машинах, но в этой сфере Финляндия не была сколько-нибудь заметным экспортером. Но с этим связаны и другие проблемы. В Советском Союзе внешняя торговля, так же, как и вся экономическая деятельность, сосредоточена в руках государства. Советский Союз учитывает не только экономические факторы, но и политические расчёты. Советский Союз стремился использовать внешнюю торговлю для укрепления своего политического влияния. Нарком внешней торговли Микоян прямо заявил на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года, что «внешнеторговые отношения, их характер и широта прямо зависят от политических отношений». На практике имели место и более печальные факты. Так, в 1925 году Советский Союз прекратил весь транзит через Эстонию и направил его через Латвию. Эта ситуация продолжалась несколько месяцев и привела к отставке министра иностранных дел Пуста. Подобные методы Советский Союз применял в отношении Эстонии и Латвии и часто, по крайней мере, в какой-то степени, добивался поставленной цели (Fischer Louis. The Soviets in World Affairs, II. Р. 519).
Когда я ещё, будучи банкиром, находился заграницей, мои коллеги часто спрашивали меня о торговле между Финляндией и Советской Россией, а также о степени экономической зависимости от великого восточного соседа. Когда я сообщал, что наш экспорт в Советскую Россию колеблется между половиной и двумя процентами от нашего всего экспорта, и что мы, таким образом, в экономическом плане полностью независимы от Советского Союза, то в ответ слышал положительные оценки ситуации. Так что, хотя развитие как можно более широкой торговли с нашим великим соседом было бы естественным делом, тем не менее, я, будучи по своей природе осторожным человеком, даже ещё до конфликтов последних лет выступал за необходимую сдержанность, по крайней мере, вплоть до стабилизации политической обстановки в нашей части Европы.
В Советском Союзе внешняя торговля была монополией государства, что создавало трудности для стран, поддерживающих частное предпринимательство и свободную экономику. Особенно наглядно это было видно, когда с одной стороны было небольшое государство, Финляндия, а с другой – гигантская держава, Советский Союз. Но, тем не менее, экспорт Финляндии в СССР мог бы быть значительно больше, чем 0,5–2 процента, без угрозы появления трудностей из-за возможных неожиданностей. Трудности будут возможны тогда, когда наш экспорт достигнет таких величин, что от него будут зависеть важные отрасли экономики. Так обстояло дело в период власти России, из-за чего нам пришлось преодолевать значительные сложности в начальный период нашей независимости, пока мы не нашли новые рынки и наша промышленность не приспособилась к ним.
Переговоры по торговому договору в комиссариате внешней торговли под председательством Микояна шли хорошо. 27 мая на втором заседании одобрили основные принципы общего договора и соглашения о платежах, а также создали две комиссии для обсуждения деталей. С нашей стороны было внесено, в частности, следующее предложение: поскольку в Советском Союзе внешняя торговля замыкается на государственный орган, комиссариат внешней торговли, то и в Финляндии торговля с Советским Союзом могла бы быть централизована и происходить не с частными фирмами. Микоян с этим не согласился, заявив, что подобного положения нет ни в одном торговом договоре Советского Союза. По ходу дела он проявил особый интерес к изделиям из металла, станкам, судам и другим транспортным средствам, но особого желания покупать наши основные товары – бумагу и целлюлозу – у него не было.
Последнее пленарное заседание состоялось в наркомате внешней торговли 23 июня. Котилайнен, который находился в Хельсинки из-за технических вопросов по договору, вернулся в Москву для обсуждения как самого торгового договора, так и проблемы Энсо – Валлинкоски, о которой я расскажу позднее. Все вопросы по договору были урегулированы, и его подписание назначили на 25 июня. Микоян направил нам приглашения на ланч после церемонии подписания. Но неожиданно возникла проблема. Утром нам сообщили, что «у Микояна в назначенный день не будет времени», из-за чего как подписание договора, так и ланч отменялись. «Не кроется ли за этим что-то?» – записал я в своём дневнике.
И за этим действительно была не только проблема со временем у Микояна.
Молотов пригласил меня в Кремль 23 июня. Это были трагические дни для балтийских народов, а о Финляндии начали распространяться недобрые слухи. «Я боялся, что пришла очередь Финляндии, что Молотов выдвинет нам свои требования. Члены торговой делегации и весь состав посольства испытывали беспокойство», пометил я в дневнике. Молотов, однако, был очень приветлив: «Давненько мы не виделись», – сказал он и завёл речь о проблеме никеля в Петсамо, к которой я вернусь позднее. Через пару дней он спросил, когда же я дам ответ по никелю. 27 июня я дал ему первый ответ по никелю, и, когда мы завершили обсуждение этой темы, он затронул описанные выше события.
В беседе я заметил, что все затронутые сегодня дела не имеют отношения к торговому договору, который согласован и может быть подписан. Молотов ответил, что Советский Союз готов к торговому договору, чтобы «помочь Финляндии, находящейся в трудном положении», а также надеется, что Финляндия, в свою очередь, будет содействовать урегулированию вопросов с созданием комиссии по никелю в Петсамо и в аландском вопросе в
