Шрифт:
Закладка:
Обдумав этот вопрос ещё раз, направил в Хельсинки телеграмму: «Для полной ясности и испытывая чувство ответственности на своем посту, подтверждаю то, что сообщал в письме Виттингу 8.12, а именно, что считаю угрозу Молотова по поводу президентских выборов серьёзной, и её игнорирование может привести к сомнительным последствиям. Судя по газетам, у нас где-то полдюжины стремящихся в президенты, так что оснований для опасного игнорирования предупреждения у нас нет. Сам я уже сообщал, что выставлять свою кандидатуру не буду». Моё имя в этой связи упоминалось в газетах, а также в полученных мною письмах, поэтому я телеграммой, а также письмом сообщил об отказе баллотироваться. Президентом был избран премьер-министр Рюти.
Молотов признавал, что президентские выборы – внутреннее дело Финляндии. «Конечно, можете выбирать, кого хотите, но у нас есть право делать собственные выводы». Сделав эту уступку, он, похоже, считал, что русские не выходят за пределы допустимого. Для нас же, финнов, подобное вмешательство с целью повлиять на выборы было нарушением наших прав, и мы не могли не сделать собственные выводы. Подобные действия Советского Союза были невозможны до войны. Даже с точки зрения самой Советской России они были нецелесообразны. Они вызвали брожение в умах. И не могли не способствовать укреплению некоторых подозрений относительно намерений Советской России и не могли не осложнить строительство нормальных отношений.
Вмешательство во внутренние дела других государств – известный исторический факт. С печально известного «времени свободы» в Финляндии под властью Швеции полно примеров подобных действий со стороны России и других государств. История Польши содержит ещё более наглядные примеры. В прошлом веке, в период либеральных идей, по мере развития международного права стали более осторожно относиться к нарушению суверенитета как малых, так и больших государств. Но особенно в последнее время полно грубых примеров беззастенчивого отношения больших держав к более слабым. Поэтому Советский Союз и в этом отношении не был первооткрывателем, а находился в обществе подобных себе. Но мы, народы северных стран, для которых соблюдение принципов справедливости является естественным делом, особенно щепетильны в этом отношении.
Великие державы, вмешиваясь в чужие дела, обычно пытаются достигать своих целей с помощью тайных интриг, подкупа или подстрекательства. Но в последнее время, как в случае Австрии и Чехословакии, а также Балтийских государств, отбрасывают в сторону и излишнюю застенчивость. Действия Кремля 6 декабря 1940 года можно отнести к этой категории. Угрожающие форма и тон заявления так же оскорбительны, как и его содержание. Для нас, финнов, это было нечто неслыханное. Это было почти то же, как если бы Советский Союз или Германия официально и торжественно заявили бы Швеции, что они не допустят назначения определённых лиц премьер-министром. Но какое впечатление этот шаг произведёт на малую Финляндию, Кремль не думал. Очевидно, что никто из четырёх деятелей, упомянутых в заявлении Молотова, и так не был бы избран президентом. Действия Кремля не были целесообразными и по этой причине. Его поведение в президентском вопросе, как и в ряде других, касающихся Финляндии, определялось стремлением держать нашу страну в состоянии зависимости и подчинённости Советскому Союзу. Считали, что подобная политика необходима на будущее, имея в виду собственные интересы обороны и безопасности.
Швед Бу Энандер (Bo Enander) в книге о внешней политике Финляндии в период Второй мировой войны пишет: «Действия России в ходе президентских выборов следует рассматривать на фоне целенаправленной пропаганды, которую в Хельсинки вела Германия в пользу министра Кивимяки» (Finland och det andra vаrldskriget. S. 18). Если другое государство, которое Советский Союз считал своим возможным будущим противником, занималось активным подстрекательством с целью вмешательства в президентские выборы (я тогда об этом ничего не знал, но впоследствии слышал из надёжного источника), то это в какой-то степени объясняет действия Кремля. Кремль опасался усиления влияния Германии в Финляндии. Москва, насколько мне известно, не вела пропаганды в пользу какого-либо кандидата. Сложилось впечатление, что из называемых публично моя кандидатура не была бы неприемлемой для Кремля, поскольку там было известно, что я искренне работал в интересах разрешения противоречий и установления хороших отношений между Финляндией и Советской Россией. 18 декабря, незадолго до президентских выборов, когда я был у Молотова по другим делам и уже уходил, он неожиданно сказал: «Мы с удовольствием держим вас здесь, но также с удовольствием приветствовали бы Вас в качестве президента Финляндии». Я ответил наполовину шутливо: «Мне так нравится Москва, что собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не придёт время заниматься частной жизнью и раскладывать пасьянс». Молотов рассмеялся. До этого я уже отказался от борьбы за президентский пост. Отношение Москвы к моей кандидатуре в президенты можно было рассматривать как некий признак того, что у русских не было никаких недобрых намерений в отношении Финляндии, и что они по-деловому подходили к сотрудничеству с ней. И хотя я был известным посредником в урегулировании дел между Финляндией и Советским Союзом, а, по мнению многих финнов, даже слишком далекоидущим другом России, тем не менее, Кремль знал меня как «буржуя» или «капиталиста», не разделяющего его идеологию.
Укрепление новых границ Финляндии. Тот азарт, с каким Молотов много раз поднимал вопрос о ведущихся работах по укреплению новых границ Финляндии, заставлял меня много размышлять о намерениях Советского Союза. Впервые речь об этом зашла в ходе нашей продолжительной беседы 3 августа, о которой я рассказывал выше. Когда я сказал, что отношение нашего правительства к вопросам военного транзита в Ханко свидетельствует о стремлении финнов к хорошим отношениям с Россией, а также об отсутствии у нас опасений относительно наличия у русских недобрых намерений против нас, то Молотов ответил, что ему известно о наших мощных укреплениях вокруг Ханко, и подчеркнул, что Ханко не направлено против нас, а создано для других целей. В этой связи я заметил, что в обязанности независимого государства входит забота о своей обороне. Второй раз Молотов поднял эту тему 22 числа того же месяца в продолжительном разговоре об «Обществе дружбы», когда, высказав целый ряд претензий
