Шрифт:
Закладка:
Тем не менее перевод и интеграция источников создает неизбежные трудности, связанные с неоднородностью материала, вводимого в повествование. Несмотря на то что в первой части «Всеобщей истории» Библия – это «дерево, к которому мы, как к основному источнику, всегда обращаемся, когда заканчиваются истории язычников, которыми мы располагаем», одна из ее проблем как источника – в отсутствии хронологии, поскольку в ней «не [разделены] истории и не говорится, что это случилось в таком году, а то в таком»[1078]. Чтобы решить ее, историки продолжают рассказ, адаптируя несколько исправленную версию хронологической таблицы «Хроники» Евсевия-Иеронима, что позволяет им ввести внутрь библейской истории повествования о делах язычников. Чтобы достичь хронологической и нарративной гармонии, замечает Каталан, требуется их вмешательство, которое позволяет привести в соответствие даты и связать между собой новое содержание[1079]. Это вмешательство осознается читателем благодаря появлению текстуальной инстанции, берущей на себя эту функцию: повествовательное nós, в котором сочетается авторитет коллективов Альфонсовых историков и самого короля как тех, кто излагает истории, и их автора[1080].
Повествовательное nós также выполняет роль посредника между противоречащими друг другу точками зрения на одно и то же событие. Иногда оно появляется, чтобы сообщить о том, что, несмотря на утверждение источника, каким бы авторитетным он не был, принимаются поправки другого источника, поскольку новый рассказ более соответствует организации дискурса или кажется более убедительным компиляторам, при этом признается, что существует «разногласие, [которое] наносит ущерб исторической правде»[1081]. Так происходит в рассказе о рождении Авраама. Стремясь выстроить достоверное летоисчисление, историки замечают, что «сказанное Моисеем в Библии» о его рождении, кажется невероятным[1082]; более того, Иероним, Августин, Беда и Петр Коместор возражают против этих подсчетов, и этого достаточно, чтобы убедить их, поэтому они принимают вариант Евсевия-Иеронима.
В других случаях историки используют nós для того, чтобы продемонстрировать свое желание инкорпорировать многочисленные рассказы об одном и том же событии, несмотря на то что это вносит противоречие в согласованное видение истории. В двух взаимоисключающих и противоречащих друг другу рассказах первой и четвертой частей «Всеобщей истории» идет речь о происхождении Буцефала. Согласно первому, взятому у Плиния, он был куплен Александром у одного пастуха из Фарсалии: «Говорят, что когда Александр был ребенком, он купил его и заплатил за него шестнадцать марок одному доброму человеку по имени Фарсил»[1083]. Согласно второму, более известному рассказу, восходящему к «Истории сражений Александра Македонского» (Historia de preliis), это был подарок Филиппу от кападокийского правителя.
В те времена повелитель Кападокии отправил царю Филиппу большого смелого и очень красивого коня, ноги которого были связаны железными цепями таким образом, чтобы он не мог причинить вред людям, поскольку говорили, что он их ел; и звали его Буцефал, и это имя происходило от слова bus, что по-гречески означает бык. И в истории говорится, что назвали его так, оттого что голова у него была как у быка, а на спине железом был сделан знак, или потому что на лбу его виднелись два нароста, похожие на рога[1084].
Осознавая эту двойственность повествования, прежде чем излагать первую версию, историки предупреждают, что расскажут другую в «Истории Александра»: «Но в истории Александра иначе говорится о том, как он получил этого коня, о чем мы расскажем вам позднее, когда речь пойдет об истории Александра, потому что к ней относится это событие, но здесь мы рассказали вам, что об этом говорит Плиний»[1085].
Санчес-Прието Борха отмечает, что во «Всеобщей истории», так же как и в Истории Испании, эта открытость не ограничивается сочетанием рассказов из христианских и языческих источников: авторы также включают, с большой осторожностью, арабские источники[1086]. Эта черта соответствует тому, что Бахтин понимает как тенденцию к энциклопедичности, свойственную прозе, которая стремится представить «колоссальное реально существующее единство мира и истории»[1087]. Таким образом, в идеологическом плане истории отражают экстрадиегетический мир, представляемый Бахтиным как бесконечный симпозиум[1088]. Во «Всеобщей истории» это стремление к всеобщности проявляется во включении арабских источников, служащих добавлением к библейским рассказам и своими повествованиями восполняющих пробелы, а также предлагающих комментарии относительно спорных моментов, не получивших разрешения в рамках христианской экзегезы.
Вернемся к событиям, связанным с рождением Авраама. В повествующем о них разделе, куда включены фрагменты «Книги дорог» андалусского географа аль-Бакри, мы находим объяснение, предвосхищающее возможную критику и оправдывающее обращение к этому и другим арабским авторам, которые приравниваются здесь к христианским комментаторам.
У арабов, как и у нас, есть своя Библия, переведенная с иврита, и поскольку они там меняют местами некоторые истории и помещают другие, они говорят о наших праотцах, также у них есть свои толкователи, и они приводят свои доказательства слов Моисея из Библии, как это делаем и мы. И поскольку убеждения их ошибочны, они не веруют в Иисуса Христа, но много хорошего и верного и правильного они сказали о Библии и о прочей мудрости, и среди них были и сейчас есть великие мудрецы. И там, где они сказали хорошо, мы считаем, нет ничего неправильного в том, что мы сравниваем их слова с нашими, поскольку мы видим, что так делали и так делают наши святые, которые, чтобы доказать Воплощение Господа нашего Иисуса Христа, в том месте Священного Писания, где речь идет о ночи Рождества, приводят также свидетельства и языческих авторитетов, взятые из книг на арабском, равно как и иудейских и христианских, отовсюду, где смогли их найти, потому что они служат выполнению их цели[1089].
Я не буду пытаться прочитать этот пассаж, «вживаясь» в его содержание, поскольку, думаю, это уведет в сторону о того, что мне представляется в нем ключевым: историки утверждают, что включают слова арабских комментаторов, потому что они служат (cumplen) достижению цели этого изложения (a la su entención). Они отстаивают эту идею в том числе, потому что осознают свою роль посредников между содержанием этих документов и историей, которую они создают, а не только переводчиков. Тем не менее нужно помнить, что, равно как и латинские источники «Всеобщей истории», арабские тексты перерабатываются в процессе перевода. Это относится ко всем историческим сочинениям. За исключением считанных случаев – этимологические глоссы, библейские цитаты или стихи на латыни – читатель историй никогда не имеет дела с оригиналами. Это создает впечатление
