Но не то, что пошло в эфир, а то, что было вырезано. Режиссёр посчитал, что тот фрагмент снижает остроту и искажает тему. Съёмка шла в палате, где молодые мамаши кормили грудью своих чад. Мария подошла с микрофоном к юной корсиканке. Младенец чмокал, блаженно полузакрыв глаза. Молока было так много, что он не успевал сглатывать, и оно стекало мимо. Мать, бледная и тихая, слабо улыбалась и не отводила от него глаз. И тут камера перетекла на глаза Марии. Мария увидела себя словно в зеркале. Сколько там было удивления, умиления, отрады – всего того, что порождают такие сцены. Но больше всего там было одного – зависти. Мария настолько ясно это увидела, что даже сейчас не могла сдержать стона.

Когда это всё было? Когда Кай уже двенадцатый месяц зрел в искусственной утробе.

Часть II

1

Дельтаплан летел вдоль Пинеги с верховий к устью. Сначала река текла на северо-запад, потом к северу, затем снова на северо-запад и вдруг резко повернула на юг. Кай удивился, решил удостовериться, не произошло ли в навигации сбоя, затребовал на дисплей карту. Нет, ошибки не было. Пинега конфигурацией русла напоминала сломанную ветку.

Держа самую малую скорость, Кай направлял планер с одного берега на другой. Этими галсами он стремился охватить как можно большую территорию. Следов жизни в этих северных местах оказалось мало – меньше, чем там, где уже бывал: в Предуралье, Поволжье, на Русской равнине… На дисплее мелькали редкие вспышки. При ближайшем рассмотрении это оказывались полевые мыши да крысы.

Кай сделал запрос о радиационной обстановке. На резервном экране возникла карта региона. Внизу, прямо под ним, было чисто. Дальше к северо-западу фон усиливался. Особенно грязным оказался южный берег Белого моря. Пора поворачивать назад. Ещё сто-двести километров – и начнётся особо опасная зона. Там искать уже нечего. Разве собственный конец. Кай подал команду. Планер заложил вираж. Скорость возросла. И тут боковым зрением Кай увидел вспышку. Сигнал на экране быстро истаивал. Кай сбросил скорость и, сделав крюк, повернул назад. Сигнал вновь усилился. Дисплей, снимавший показания инфракрасной стереотрубы, фиксировал человека. Кай не медля дал команду на снижение. Навигатор «Магеллан» в считанные секунды определил характер местности и нашёл место для посадки.

Посадка прошла без происшествий. Покидая кабину, Кай оставил дыхательный комплект, зато ещё раз проверил литиевую батарейку – теперь он доподлинно знал, что значит надёжное защитное поле.

«Магеллан» показывал, что объект находится в полумиле. Кай перевёл координаты на наручный дисплей и отправился в путь.

В этой местности, как везде, во всю несло чёрную позёмку. Кай шёл вдоль реки, она шумела справа. Берег был крутой и высокий – плеск доносился едва не из-под ног. Местами путь преграждали серые гипсовые камни. Приходилось обходить их, а если валуны оказывались невелики – перебирался поверху.

Время от времени Кай замирал и отгибал край капюшона. Кроме свиста ветра, шуршания пепла да отдалённых всплесков с реки ничего не доносилось.

Началась очередная известняковая гряда. Здесь, за гипсовыми столбами, дуло меньше. Пепел не крутило, не швыряло в лицо, он осыпался сверху. Но Кай всего этого не замечал. Он сосредоточился на главном. До цели оставались считанные метры. Вьюном стелясь по каменной стене, Кай ощупывал каждую выемку, каждую складку, прежде чем поставить ногу, сделать следующий шаг. И всё вглядывался и вслушивался, тая дыхание.

Человека Кай разглядел не сразу – до того его тёмная одежда сливалась с сумраком, который клубился над скалой. Если бы не движение, не новый звук, он, может быть, ничего не заметил и попросту миновал то место. Но вот обнаружил и, укрывшись за валуном, замер. Человек стоял на коленях. Со спины разглядеть его было невозможно. Кай осторожно спустился ниже и под берегом сместился вправо. Обзор, когда он снова выглянул, заметно улучшился. Он уже смог разглядеть незнакомца в подробностях. Серый, почти как у него, комбинезон. На голове капюшон, из-под которого выбивается русая прядь. Профиль курносый, чуть вытянутые губы… Да это же девчонка – дошло наконец. Как же он сразу не сообразил! Подняв на лоб защитные очки, Кай тихо окликнул:

– Эй!

Девчонка не расслышала, увлечённая чем-то своим. Видно было, как шевелятся, что-то нашёптывая, её губы.

– Эй! – повторил Кай громче.

Девчонка обернулась, вскинула глаза, приподняла опасливо локоть, вскочила на ноги, потом снова присела, явно оберегая что-то.

– Не бойся, – медленно и правильно произнёс Кай по-русски.

– А я и не боюсь, – чуть вызывающе, глядя исподлобья, ответила она.

– Меня зовут Кай. – Он по-прежнему стоял на коленях. – А тебя?

Она помолчала, потом обронила:

– Тася, – тут же поправилась: – Анастасия.

– А можно мне посмотреть?.. – Кай повёл глазами. Она помешкала, глянула себе под ноги, потом в сторону, потом – на Кая.

– Посмотри, – сказала тихо и опустила локоть.

Кай попытался улыбнуться, но, кажется, ничего из этого не получилось. Поднялся на ноги и медленно, стараясь не делать резких движений, приблизился. Потом так же медленно присел на корточки.

Что он увидел вблизи? Бледное худенькое личико. На щеке мазок сажи. Пухлые, но бескровные губы. Большие светлые глаза, все ещё настороженные. Перевёл взгляд на землю. Её руки, тоже замазанные сажей, метнулись следом. Что же она так оберегает?

Меж камней известняка что-то желтело. Он даже не сразу понял – что. Даже недоуменно покосился на Тасю. А потом догадался – цветок.

Цветы Кай, конечно, видел. В садике на базе цвела сакура, цвёл кипарисовик, ещё что-то. Но он смотрел на эти цветы так, словно видел их на экране. Они не казались ему реальными. Иногда, правда, возникало другое ощущение. Цветы казались ему тем же самым, что и биозвери и биоптицы – все те существа, что обитали в бестиарии. Их можно было выдумать и слепить. Вот так они ему представлялись. А вживе, на земле Кай увидел цветок впервые. Там, где он высаживался, цветов почему-то не было. Или они чахли под слоем пепла, или не наступила их пора, или он просто не замечал их, что, в сущности, было одно и то же. А тут увидел и растерялся. Он переводил глаза с цветка на Тасю, с Таси на цветок и не в силах был ничего сказать. Не мог и не смел ничего вымолвить. Только чуял, как что-то сладко щекочет в груди, касается горла и достигает губ. Губы Кая дрогнули и растянулись. Он улыбался цветку, улыбался Тасе. Ему было хорошо с ними, с Тасей и с цветком, удивительно покойно и