стал бы мамой и попробовал…

Камера выхватывает столик, на котором лежит Библия.

– Это мнение простой итальянской женщины, которая ходит в церковь и исповедуется.

Кадр меняется. Ряд колб, реторт, кюветов, какие-то приборы.

– А вот тот, кто принял эстафету из рук миланского биолога и не убоялся церковной анафемы. Это профессор Ортега.

На экране Бальтасар:

– Мы выращиваем эмбрионы в лабораторных условиях. Здесь плод развивается от зачатия – от слияния клеток – до полного созревания. Ребёнок отделяется от искусственной матери не в девять месяцев, а в год или даже полтора. Всё зависит от его состояния и развития. Отделившись, он сразу встаёт на ноги и говорит.

Голос Марии, её влажные глаза:

– Что ждёт таких детей, доктор Ортега?

– О-ля-ля! – улыбается Бальтасар. – Их ждёт великое будущее. Мы выращиваем гениев.

Мария ошеломлённо и недоуменно смотрела на экран. Неужели это она? Неужели она такой была? Не верится. Эта раскованность, безоглядность. Невероятно!

Мысли путались. А тут возник ещё один сюжет. Как же это всё оказалось на одной пленке?

На экране какие-то генералы. В их кругу один штатский. Это Бальтасар.

Мария прищурилась. Вояки издавна обхаживали Бальтасара. Они мечтали, что он создаст идеального солдата. Но и Бальтасар от этого альянса стремился что-то получить. Не тогда ли, не в эту ли пору, что зафиксирована на плёнке, Пентагон передал в его распоряжение множество подземных объектов. Бункеры, шахты, блоки управления – всё то, что входило в обеспечение баллистических ракет. Причём не только к востоку от Урала – Аляска, Калифорния, Ближний Восток. Ещё до катастрофы Бальтасар сравнивал эту цепь подземных гнездовий с цепью ДНК. Как в воду глядел…

А что этот седовласый генерал тянется к камере? А, догадалась Мария, изволит приложиться к ручке, которая снимает его.

То было где-то в Европе. Скорей всего в Брюсселе. А следующий сюжет – это уже по другую сторону Атлантики.

Да. Это Аргентина. Больше того – тот самый ручей.

Как упоённо камера вглядывается в каждую струю, ловя их напор и страсть. Но почему она неподвижна? Да потому, что выпала из рук…

Мария зажмурила глаза. До того явственно увиделось то, что было без малого двадцать лет назад. Как это было! М-м!

Когда Мария вновь взглянула на экран, там уже отражалась другая сторона планеты.

Уютные японские домики, крохотные дворики, цветнички. Это места её детства, бабушкина родина. До чего странно здесь выглядит Бальтасар. Словно пришелец с другой планеты. И даже наряд самурая, в который он облачён, не меняет этого впечатления. А здесь он в кимоно. На голове старинная шляпа с ленточкой, а на ленточке иероглифы. Что там написано? «День удаления».

И ещё один сюжет. Он возник почти внахлёст предыдущему, без всякой паузы.

Угол загона, сетка. На экране мамонтёнок. Это не слонёнок, а именно мамонтёнок, и не муляж, не электронная модель – живой.

– Сколько ему? – доносится вопрос.

– Три месяца, – это голос Бальтасара.

– До скольки он доживёт?

– До ста, – смеётся Бальтасар и уже тише: – Не хотелось бы, чтобы вымер вторично.

– А это кто?

– Это тарпан – дикий конь. Я следовал и следую природе. У этих особей всё как у предков. У них тоже повышенное чувство воли. Одомашниванию не поддаются.

– А я видел таких, – донеслось сзади. Мария от неожиданности вздрогнула. Кай! Как он тихо появился. Или она так увлеклась?

10

– Ты помнишь эту плёнку? – кивнула Мария. Кай пожал плечами.

– Я тоже, – Мария развела руками. – Это, видимо, собрано из кусочков, из разных кассет. Отец привёз, кажется, в прошлом году, а я тогда так и не посмотрела. На полку поставила и забыла. Надо же, память стала! Совсем дырявая…

– Ну-ну, – так это укоризненно откликнулся Кай. Марии даже понравилось.

– Хочешь сначала? – она показала на экран. Кай кивнул. – Только сперва за стол. Хорошо?

Кай снова кивнул. Мария тихонько вздохнула. Лишнего слова из него не вытянешь. Но взгляд прямой, вовсе не отчуждённый. С чего она взяла?!

Кай сел за стол. Мария выставила из термоблока то, что запрограммировала. Тут были и завтрак, и обед, и ужин. Особым разнообразием эта пища не отличалась – в основе её была белковая масса, блюда разнились только по цвету и форме, – но Кай с детства привык к ней и ел даже в охотку.

Сама Мария к еде почти не притронулась. То ли переволновалась за день, то ли обстановка новая не способствовала. Но поковырялась вяло в тарелке и откинулась на спинку стула.

Гостиная была самым неустроенным местом Эбоси. Стены, выкрашенные зелёной, цвета хаки краской, видимо, сохранились ещё с армейских времён. По углам помещения, кажется, шаяла ещё казарменная пыль. Какой уж тут аппетит, в этом блиндаже. Зато сюда не проникали уши АЙКа. Когда оборудовали базу, этот блок, находившийся в центре, оставили напоследок. Сюда предполагали свести всю коммутацию. Но разразилась катастрофа, и планы эти так, к счастью, и не осуществились.

– Расскажи, где ты был? – попросила Мария, когда Кай расправился с частью блюд. – Что видел?

Алконост, который сидел на спинке стула возле хозяина, заёрзал, до того Кай долго не отвечал. Но Мария не торопила.

– В центре, – обронил наконец Кай и мотнул головой, там дескать. Мария извлекла из кармана пенальчик с дистанционным управлением, навела на большой экран. Там мигом засветилась карта, на ней зазеленела Русская возвышенность.

– Где? – повторила Мария. – Покажи, пожалуйста, – и передала пенальчик сыну. Кай быстро, почти не глядя, нажал пару кнопок. Карта пришла в движение, словно её вспучило изнутри порывом ветра. Она мгновенно укрупнилась.

– Здесь? – уточнила Мария. Кай, не глядя, кивнул.

– Ну и как? Что там? – голос Марии напрягся.

– Как везде, – пожал плечами Кай, не отрываясь от еды. – Развалины, пепел.

– И Москва?

Кай поднял глаза. В центре экрана ясно читалось название русской столицы. Он чуть замешкался, почему-то покосился на Алконоста и возвратил пульт матери:

– Да.

Мария перевела взгляд на экран, поджала губы.

– «Москва, как много в этом звуке…» – после долгой паузы обронила она по-русски и, склонив голову, умолкла.

Кай продолжал есть. Мария была неподвижна. На экране мерцало зелёное, как свежая листва, пятно. Его Мария отмечала боковым зрением. Надо было бы отключить монитор – чего зря тратить энергию, и так база на экономичном режиме. Но у Марии почему-то не поднималась рука, чтобы нажать кнопку. Словно от этого жеста что-то могло зависеть. Словно пропадёт надпись на экране – эта крупная точка, этот кружок, символизирующий русскую столицу, – и она, столица, непременно навсегда исчезнет из реальности.

Что значила для Марии