ШОК ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОГО

После подписания Женевских соглашений в апреле 1988 года Генеральный секретарь ООН Хавьер Перес де Куэльяр назначил принца Садруддина Ага-хана, бывшего Верховного комиссара ООН по делам беженцев, специальным координатором программ ООН по оказанию гуманитарной и экономической помощи Афганистану (UNOCA)[1192]. Пользующийся всеобщим уважением элегантный принц Садруддин начал сбор средств, иногда обращаясь к неожиданным источникам. В октябре 1988 года на конференции доноров для «Операции Салам» — комплекса проектов экономического развития, координируемых UNOCA, — Москва пообещала выделить 600 миллионов долларов, в основном «в виде товаров»[1193]. Это означало заметный прогресс. Сами товары, которые Москва доставляла в Афганистан, остались прежними, но изменились их институциональные траектории. Связи между государствами сохранялись, но теперь они плавали в густом транснациональном эфире, воплощаемом НПО, ООН и масштабами, отличными от государственных.

При этом, как объяснили бывшие сотрудники ШКА, взаимодействие между UNOCA и уже работающими в Афганистане НПО было сложным. Глава миссии «Врачей без границ» Жюльетт Фурно вспоминала, как «множество НПО, которые никогда не работали с афганцами, да и в каких-либо лагерях беженцев, наводнили Пешавар»[1194]. Воодушевленные внушительными суммами, не сопоставимыми с теми, какими распоряжались «Врачи без границ», эти НПО ринулись договариваться с моджахедами, как «освоить» миллионы долларов. Тем временем Андерс Фенге из ШКА обиделся на принца Садруддина из‐за пренебрежительного отношения к своей организации и ее солидному опыту. После вывода советских войск UNOCA привлекало к работе в Афганистане почти исключительно женевские НПО, что побудило давно работавшие в регионе организации объединиться в Координационную организацию агентств помощи Афганистану (Agency Coordinating Body for Afghan Relief, ACBAR) — зонтичную ассоциацию гуманитарных групп, имевших реальный опыт работы в Афганистане[1195]. Однако кое-где наблюдалось и обратное соотношение сил: если UNOCA и агентства ООН имели ограниченные возможности для действий на территориях, находившихся под контролем афганских моджахедов — таких, как Панджшер, — то UNOCA сотрудничало также с базировавшимися в Пешаваре НПО для координации деятельности по оказанию помощи, например в контролируемых повстанцами провинциях Кунар и Пактика[1196].

Москве и Кабулу теперь приходилось идти по узкому краю между антилиберальным интернационализмом, который они традиционно поддерживали, и противостоящими ему транснациональными акторами. Опираясь на идею главенства национального государства в третьем мире, Москва и ее партнеры всегда стремились «поднять» или «понизить» статус акторов, исходя из критериев, которые диктовала эта главенствующая идея. Чтобы палестинское движение стало полностью легитимным, ООП следовало сначала утвердиться в качестве его единственного законного представителя, затем получить статус наблюдателя в Генеральной Ассамблее и, наконец, сделаться международно признанным национальным государством, телосом национальной жизни. Аналогичным образом, стратегия Москвы и стран третьего мира по отношению к Израилю и ЮАР основывалась на продвижении ООП и Африканского национального конгресса (АНК) в качестве единственно возможных законных представителей своих территорий, поскольку сионизм и апартеид считались не только несправедливыми, но и несовместимыми с законным международным порядком. Друзей надо было переопределять как законные государства; врагов — как «негосударственное ничто»[1197].

Теперь, однако, положение дел изменилось, и не Москва определяла правила игры. Акторы-моджахеды и такие люди, как Шёнмайр, выбрали транснациональные ориентиры именно потому, что они позволяли выйти за рамки того косного миропорядка, который СССР и ООН стремились навязать им через признание линии Дюранда. Асимметрия критериев, некогда бывшая проблемой, стала стратегией. Хотя такие организации, как ЮНИСЕФ, уже всерьез относились к группам моджахедов как к функциональным эквивалентам кабульского правительства, отсутствие международного признания боевиков обеспечивало максимальную гибкость при игнорировании границ ДРА и освоении международных ресурсов, выделенных для предоставления помощи на внутренней территории ДРА[1198]. Преимущество заключалось как раз в том, что лишь немногие государства были готовы относиться к группам моджахедов так же, как к ООП. Так, иорданские дипломаты объясняли, что, хотя Эр-Рияд и распространил дипломатическое признание на моджахедов из‐за своих связей с «афганским Арафатом» по имени Устад Абдул Раби Расул Сайяф, тем не менее Амману «кажется, что признание преждевременно, так как обстоятельства происходящего на местах все еще остаются неясными»[1199]. Но позиция иорданцев оставляла открытым вопрос: что будет, если моджахеды и их покровители захватят Кабул? И как такой транснациональный захват национального государства может сочетаться с ролью ООН в урегулировании конфликта?

Вопрос этот вскоре будет поставлен куда как менее академическим образом. Санкционированные ООН группы UNOCA занялись сбором фактов, «чтобы оценить реальные потребности населения и приступить к планам по восстановлению и реконструкции» Афганистана[1200]. В декабре 1988 года должностные лица ООН прибыли из Ирана в провинцию Герат — впервые за девять лет[1201]. Они обнаружили хаос: половина города была просто стерта с лица земли, большинство деревьев и зданий в окрестностях Герата уничтожено, более половины кишлаков в провинции разрушены. Выводы, сделанные группой UNOCA после посещения местной больницы, оказались самыми мрачными — особенно если вспомнить о миссиях ДОЖА и комсомола по защите афганских детей: «За последние пять лет, — писали они, — больница провинции провела 373 ампутации, в основном из‐за противопехотных мин. Подавляющее большинство тех, кому ампутировали конечности, были детьми младше 15 лет. <…> В Герате нет протезов». Аналогичным образом, в Кунаре группа UNOCA почти не встретила ни женщин, ни детей. Дороги были повсеместно заминированы, а «большие участки соснового леса вырублены»[1202].

Однако при координации помощи этим регионам UNOCA столкнулось с трудностями. Если в Пакистане ООН оказывала помощь через НПО и лагеря Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) к западу от линии Дюранда, то у UNOCA был только мандат на оказание «помощи в целях развития районам, находящимся под контролем кабульского правительства». UNOCA и ООН были международными организациями, связанными с государствами, а не с мобильными суверенитетами. Но при этом существовало только одно афганское государство — построенная Москвой диктатура. Следовательно, возникал вопрос: что произойдет, если Кабул потеряет контроль над территорией за пределами столицы? После того как группа «Салам-3» показала, насколько тяжелая ситуация сложилась в Панджшерской долине, принц Садруддин и агентства ООН начали миссию помощи, проводившуюся «с согласия кабульских властей и принимающих властей в Панджшере»[1203]. Сотрудники УВКБ ООН закупали удобрения, ЮНИСЕФ поставлял лекарства, но все это попадало в руки моджахедов, не доходя до Панджшера.

Этот эпизод поднял неприятный вопрос. До того момента большая часть деятельности НПО была сосредоточена на внутренних границах,