Шрифт:
Закладка:
Спускаюсь направо, дёргаю дверь — открыто.
— Давай внутрь, — шёпчу Морковке. — Скажи что-нибудь на пробу. Сперва шёпотом. Потом громче. И ещё громче. Пока не остановлю.
— Но… что говорить?
— Хоть стихи читай.
Запихиваю малого за дверь. Изнутри доносится неуверенное тихое «При… привет? Привет, я, кажется, заблудился?»
Открываю дверь.
— Стоп, пробуем вторую.
Его Светлость догадался, потому взбегает по ступенькам и спускается по другую сторону лестницы даже раньше меня. Пробует приоткрыть дверь и сетует:
— Не заперто, но… тугая.
Скрывается за дверью. Я поднимаю ладонь с Печатью. И ничего не слышу. Считаю до семнадцати, раскидываю несколько лепестков по ступенькам и перед дверью. Открываю дверь. Та подаётся тяжко, хоть и выглядит как самая обычная. Будто воздух стал вязким и не желает отпускать дверь от себя.
— В последний раз почти кричал, — сообщает Морковка. — Ты слышала?
Мотаю головой. Мрази подстраховались. Мощные заглушки. Подвал изолирован от внешних звуков. Ничего не войдёт, ничего не выйдет. В самый раз для содержания сирен.
Скольжу внутрь, просыпаю ещё несколько лепестков у порога. В коридоре почти полная тьма. Два флектуса на каждой стороне. Выдёргиваю фонарик из внутренней стороны куртки. Спасибо эксцентричной поэтне — в платье лезть не пришлось. Бывает, что молодые и ярые поэтессы ходят в мужском. Почему не быть в нём «искре»?
Артефакты-глушилки почти под потолком, вдоль стены. Четыре штуки. И коридор мало что длинный — загибается. Может, уводит и за пределы поместья. Стены, видно, восстанавливали. В них попадаются грубые шершавые камни. Древнего вида.
— Старая кладка, — шепчет Морковка. — Должно быть, убежище времён ещё Братских войн.
А поместье перестраивали вир знает сколько раз. Так что может быть вир знает сколько ходов. Вот дверь сбоку. Пихаю — заперто. За следующей живёт винный и деревянный дух. Винный погреб? Заворачиваем за угол. Опять тусклый коридор. Просыпаю ещё лепестков из ладони. Ещё две глушилки на стенах над головой. Ответвление куда-то вбок. Из ответвления скотски воняет, и в самом конце дверь. Охрана? Пока мы в «глухом коридоре» — всё равно не услышат. И ладно.
За следующей дверью живёт плеск воды. Это просторный зал с четырьмя колоннами и родником. Наверное, попытка сделать Ритуальный Зал, как у знати первого уровня. Провальная. Потому что возвышение для алтаря переделано во что-то вроде скалы или искусственного грота. Под ним — бассейн, куда утекают воды родника. Запах водорослей — по полу раскиданы кучи. Ещё несёт рыбой и гниловатыми креветками.
А из грота на нас глядят. Там в полутьме поблёскивают, перетекают на место золотистые звёздочки. Две пары… три. Четыре.
Тихое, испуганное и вопросительное воркование.
— Мелони… — шепчет Морковка предупредительно. Отмахиваюсь, бросаю: «Прикрывай» — и иду к гроту и бассейну. По пути отыскиваю лакомства в карманах.
— Привет, красавицы. Ну, сколько вас тут? Посмотрим, что вам нравится, а? Рыба, конечно, рыбу-то вы наверняка любите. Только вот меня бы с рыбой вряд ли сюда пустили бы, вот дураки, верно? Что они понимают в хорошей рыбе. Ну, выходите, лапочки, выходите сюда…
Сперва они шарахаются глубже в грот. Тогда я присаживаюсь на край бассейна, продолжая говорить. Тяну на ладони рыбные печеньки — совместное произведение Пиратки и Конфетки. Тесто с водорослями плюс кусочки сушёной рыбы и крабов. Воркование внутри грота становится любопытным, взволнованным.
«Юарррг! Юаррррг!» — будто спорят, будет от меня зло или нет. Из темноты на свет высовываются чёрные носы сердечком и длинные пушистые усы.
Потом показывается самая смелая. А я теряю голос, потому что никакие картинки, чучела и описания не могут передать такого зрелища.
Больше всего сирена похожа на озёрную нерпу, какие встречаются на северо-западе Ирмелея. Гладкая, почти кошачья мордочка с умильными щёчками и носиком. На дне огромных глаз-бездоней посвёркивают золотистые искры. Продолговатое тело-капля. Только вот одеты сирены не в тёмно-бурую шкурку, а в перья, которые кажутся чешуёй. Или чешую, которая кажется перьями. Перья-чешуя — цвета морской волны, с вкраплениями лазури и бирюзы, а ближе к хвосту — прорастают фиолетовым и серебром. Вокруг шеи у сирены — тоже фиолетово-серебристый воротник, прямо как у какой-то оперной дивы. По бокам от туловища — крылья-плавники. И хвост — длинный, пышный, роскошный, и всё это играет, блестит, похлопывает, будто морские волны в последних лучах заката.
Причудливая смесь зверя, рыбы и птицы. Прямиком из сказок.
Сирена соскальзывает в воду и плывёт познакомиться. Сразу не приближается, воркует тихо, мелодично, — с середины бассейна. И вот показываются остальные — две такие же яркие, одна помельче и полностью тёмно-бирюзовая с серебром. Наверное, мальчик.
Все небольшие, молодые и юркие. Настороженно оглядывают меня, шевелят крыльниками и хвостами в воде. Переговариваются короткими трелями — трели щекочут уши и почему-то ладонь с Печатью.
— Давайте лапушки, плывите сюда, ко мне, — зову я и бросаю в воду несколько хрустиков.
Сирены начинают приближаться. Четыре штуки, надо же. Дрессировали про запас, что ли. Только вот что-то тут не так, но что…
— Ме-ло-ни… — шёпот Морковки, а вслед за ним звук открывшейся двери. Оборачиваюсь — в самый раз увидеть, как в дверь лезут типы в моряцких куртках и с обветренными харями.
У каждого с шеи свисает здоровенная цепь.
Какая-то из банд Велейсы. Или Тильвии.
Первый Цепной ухмыляется кривыми зубищами. Одного крыка недостаёт.
— Авалантэ!
Он ещё не успевает выкрикнуть эту ахинею. А позади меня раздаётся будто бы нежный перепев нескольких флейт.
Потом звук сливается. И начинает расти.
Будто сияние, влитое в музыку. Огни Снежной Девы, которые полыхают на небе севера. Бирюзовые, сиреневые, нежно-голубые. Звук крепнет и крепнет, идёт разливом, и ползут мурашки по коже, а Цепных уже четыре, и они ухмыляются, ждут чего-то…
На груди начинает греться что-то. И внутри меня будто щёлкает.
У них наверняка амулеты. А про наши они не знают. Ждут, пока мы окажемся зачарованными. Значит, есть шанс.
Хватаюсь за уши, будто меня накрыло. Шатаюсь. Будто не понимаю, что делаю. Иду прямо к бассейну.
Пение сирен мешает думать. Завораживает, сбивает. Но внутри так и звучат щелчки. Будто отсчёт.
Щёлк. Цепные страхуют с Печатей. Холод, Воздух, Огонь, Вода. Стихийный комплект.
Щёлк. Морковка под прицелом. Сейчас что-то выкинет.
– Сюда… — хриплю. — Помоги!
Опускаюсь на колени, валюсь на бок.
