— Думаю, штук восемь-десять. Главное, первые два попасть правильно, а после мы уже пристреляемся.

— Хорошо. Садись в машину, поедем съездим к нашим ар-телам. Ну что, «Констебль»… В этот раз возьмем?

— Думаю, да, — ответил я искренне.

Но возьмем мы или нет, я не знал.

— Бери пополнение и собирай группы, — закончил собрание «Крапива».

Они с «Горбунком» уехали, а я пошел искать «Пустырника» — оружейника взвода.

Мы вместе с ним были в Молькино, и он был одним и тех, над кем прикалывались инструкторы по поводу его внешнего вида. «Пустырник» со своим другом «Люгером» приехал в «Вагнер» в своей очень модной экипировке из Москвы. Все на них выглядело брендовым. Поэтому инструкторы часто шутили, что их завалят одними из первых, потому что в своей красивой одежке они похожи на командиров. А, значит, станут приоритетными целью для снайпера.

«Люгер» вместе со старшиной «Ханоем» сидели в Клиновом и занимались решением огромного количества технических и бюрократических задач — в том числе и получением БК из запасов ЧВК и Родины. Далее «Пустырник» по нашему запросу привозил заказанное в Зайцево. БК распределялся между подразделениями. «Пустырник» был нормальным и немного выебистым москвичом, который регулярно отгребал за это от командира. Внешне он был невысок и худощав, а внутренне умен и образован. Его интеллект зачастую мешал ему относиться ко всему проще, и он регулярно пытался вставить свои пять копеек там, где нужно было молчать. Я рассказал ему, что нам в ближайшее время понадобятся противопехотные мины ПОМ-2Р, которые очень удобны для первичной обороны, как профилактика возможных контратак противника.

— Кинул ее метров на двадцать, она выкинула четыре растяжки, и у тебя пятнадцать-двадцать метров фронта прикрыто. Вот нам таких штук двадцать нужно.

— У нас нет… — начал было «Пустырник», но под моим убедительным взглядом, тут же поправился: — Попробую найти.

— Очень нужно! Эти мины любимы и дороги мне, как первая любовь, и память о прошлом.

«Пустырник» улыбнулся.

«Сними с него эту красивую экипировку, одень по-другому, и он станет студентом третьего курса или начинающим инженером», — подумал я, разглядывая лицо «Пустырника».

Сделав все дела, я зашел в домик, где меня ждали пять бойцов пополнения. Я проинструктировал их, выяснил, что военных среди них нет и стандартно завершил консультацию.

— Выдвигаемся через полчаса. Вопросы есть?

— Привет, «Констебль»! — радостно поздоровался со мной незнакомец и протянул руку.

— Привет… Ты откуда меня знаешь?

— Я с тобой в окопе тогда был, когда танк этот стрелял.

Меня ранило, а ты командовал тогда. Не помнишь меня?

— Дружище. Я, конечно, рад, что ты выжил, — заговорил я с улыбкой, — но, насколько ты помнишь, там была жопа. Ты думаешь, я всех помню?

Он внимательно слушал меня, и я понимал, что ему было важно, чтобы я помнил его, как помнил всех своих солдат Александр Македонский. Я шел воевать со своим подразделением — когда к нам в окоп набилось куча народу из соседних отделений, запомнить всех было не реально.

— Теперь я тебя точно запомню и при встрече мы еще с тобой познакомимся поближе.

Боец радостно кивнул.

— А пока назначаю тебя старшим по группе. Будешь мне помогать. Пойдешь замыкающим.

— Хорошо.

Он показал мне кулак с поднятым вверх большим пальцем и оттянутым вниз мизинцем — знак «Джамбо», являющийся приветствием наемников во всем мире. Он давно и прочно вошел в повседневный обиход «оркестрантов» для опознавания «свой-чужой».

Постоянный трафик людей начал формировать во мне специфическое отношение к пополнению. Постепенно запустились процессы расчеловечивания и исчезновения эмпатии к живым, думающим и страдающим существам. Помимо думающего и чувствующего психолога внутри меня появился профессиональный и адаптированный к войне фронтовик-вояка. Его больше интересовали функции этих людей, а не сами люди. На что они способны и какую пользу могут принести подразделению.

Я повел их своим особенным путем, чтобы минимизировать любые возможные риски обстрела и сброса ВОГов. Знатоки вождения групп на передок пытались критиковать меня, упрекая в излишней бдительности. В ответ на это я приводил железный аргумент: «Еще ни в одной моей группе, даже включая самую первую, когда я вел свой взвод впервые, у меня не было, ни “двухсотых”, ни “трехсотых”!». Я водил свои группы как разведчик: где было нужно, мы ползли и продирались по лесополосе, где было нужно — бежали и прятались. Бойцы по-разному реагировали на опасность, и уже на этом этапе было видно, у кого больше шансов выжить. Кто-то все понимал и быстро перестраивался, кому-то было нужно попасть в переделку, чтобы осознать серьезность положения. А если этого не происходило, то исход был неизбежен.

Война — это самый суровый и честный тест на выживание. Тут есть ты и смерть. Это не компьютерная игра, в которой ты можешь сохраниться и перезаписаться. Тут труп — это труп. Чтобы выжить и выиграть у «Босса-смерти», тебе нужно проявлять все свои умения и способности, которые ты накопил в течение жизни: физические, психологические, социальные и духовные. И чем их больше, тем больше вероятность, что ты сообразишь быстрее смерти. Извернешься ужом, чтобы обыграть и обхитрить ее.

До подвала мы добрались без приключений. Я сдался медикам, и они стали капать мне медикаменты. Мне нравилось проходить медицинские процедуры, во время которых я чувствовал состояние детской защищенности и повышенной заботы о себе. Я закрыл глаза и представил, что лежу в обычной больнице на окраине Москвы и после капельницы будет сон-час.

— «Констебль»?

Кто-то тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел «Баса».

— Я нашел его. Этого… потеряшку.

— Кого? Какого? — не понимал я, что он от меня хочет.

— Этого, которого не было ни среди мертвых, ни среди живых. Помнишь, мы не могли понять, куда он делся? По спискам есть, а в жизни нет. У РВшников был, подлец.

— Я не специально, — сказал боец с испуганным лицом. — Я же все это время на передке как вша лобковая лазил!

— Ты хоть помнишь, к кому ты шел со своей группой?

— Нет. Нас же эти вели… провожающие. Ну и когда всех положило, я вместе со всеми сюда пришел. Тут «Кусок» говорит: «Давай бери и неси». Я и носил все это время.

— Балда! Мы тут ищем тебя, ищем. Всю округу облазили в поисках трупа. Уже хотели подавать тебя как пропавшего без вести. Представь, родные твои получили бы известие.

А ты тут у меня под носом живешь. Ходишь тудым-сюдым, а я и не в курсе.

— Оставляй его себе. Раз он врос