Через несколько дней у нас с Молотовым вновь был продолжительный разговор о нарушениях границы. Я смог сообщить ему, что человек с русской фамилией, которого они приняли за «белогвардейца», родился в Финляндии и всю свою жизнь прожил там в качестве гражданина Финляндии. Молотов выглядел несколько успокоившимся и высказал надежду, что нарушения границы, наконец, прекратятся. В другой беседе, когда я вновь пояснил, что нарушения границы происходят в результате ошибок и связаны с неопределенностью линии границы, Молотов утверждал, что финские солдаты-нарушители – шпионы, которые будут осуждены по законам Советского Союза. После того, как новая граница была обозначена на местности, нарушения сократились, а затем и прекратились. Однако, несмотря на наши усилия, всех задержанных финнов спасти не удалось. С советской стороны сообщили, что четверо из них погибли в конфликте. Где были другие и живы ли они, установить не удалось.

В переговорах сразу после ратификации Мирного договора с нашей стороны было предложено для предотвращения пограничных конфликтов заключить соглашение, подобное заключённым после Тартуского мира в 1922 и 1928 годов. Предлагалось для обсуждения пограничных конфликтов назначать пограничных уполномоченных с заместителями, а также специальную комиссию, которая рассматривала бы пограничные конфликты, если уполномоченным не удавалось прийти к единому мнению. С советской стороны было сообщено о принципиальной готовности к заключению подобного соглашения. Осенью я передал наши предложения Молотову, но конечного результата достичь не успели. Для предотвращения конфликтов и их обсуждения вскоре после вступления мира в силу были временно назначены специальные уполномоченные: с финской стороны генерал-майор Лаатикайнен и с советской – комдив Степанов.

С отошедших от Финляндии территорий население выехало почти полностью, частично во время войны, частично после установления мира. На советской стороне остались немногим более двух тысяч жителей, основная часть в приграничных деревнях Суоярви, в так называемом повороте Хюрсюля, на северном Каластаясааренто, а также небольшое число в Финском заливе на остовах Лавансаари (Мощный, Лавенсаари) и Сейскари (Сескар). С самого начала Молотов сообщил, что тем лицам, которые ещё не выехали, советская сторона предоставит возможность на определённых условиях выехать в Финляндию в течение установленного времени. Советское правительство издало точный перечень собственности, которую каждый отправляющийся в Финляндию мог забрать с собой. При этом, было объявлено, что перечень составлялся по тому же принципу, что и в своё время с Германией в аналогичном случае. Похоже, что переезд населения в Финляндию вызвал в Кремле удивление.

Поскольку с самого начала не было ясно, сколько финнов останутся на отходящих территориях, в ходе мирных переговоров, а также в переговорах сразу после установления мира мы подняли вопрос о правах остающегося населения (самоуправление, право собственности, свобода вероисповедания и т.п.), а также о его возможности в течение определённого времени после установления мира переехать в Финляндию, как это было согласовано в Тартуском мире для аналогичных случаев. По мнению советского правительства, однако, эти вопросы были внутренним делом Советского Союза и их предполагалось решать на основе законов страны. По сути дела, вопрос носил теоретический характер, поскольку население почти полностью перебралось в Финляндию. В ходе переговоров Молотов отметил, что основания для какого-либо соглашения отсутствуют, поскольку Финляндия эвакуировала всё своё население. «Мы не вмешиваемся в дела финских служащих, это их дело. Там почти никого не осталось. А если есть такие, кто хочет уехать, мы им мешать не будем», – говорил он. Хотя полный отъезд жителей и удивлял Кремль, но, возможно, что это вызывало его удовлетворение, поскольку облегчало русификацию этих территорий.

Когда Финляндии по Мирному договору пришлось отдавать свою территорию, которая к концу войны стала уже фронтом, население оттуда съезжало исключительно быстро также и потому, что советские войска во многих районах продвигались и занимали их скорее, чем переговорщики согласовывали соответствующие протоколы. В результате люди не успевали вывезти принадлежавшее им имущество и товары: зерно, корма, сельскохозяйственные машины и т.п. Поэтому мы предложили, чтобы финнам было предоставлено право под контролем советской военной администрации забрать своё имущество, в первую очередь, в местах, находящихся вблизи дорог, например, в полосе шириной 30 километров от новой государственной границы. Речь шла о районе Сортавала, который был в руках финнов вплоть до заключения мира. Я ссылался на часто раздававшиеся с советской стороны заверения, что речь идёт, главным образом, о военных, а не экономических соображениях. Молотов высказал сомнение в целесообразности предлагаемого порядка, поскольку он может привести к конфликтам, но обещал проконсультироваться с военными, которые, однако, выступили против этой идеи. Так что предложение не было реализовано.

В соответствии с протоколом, прилагаемым к Мирному договору, обмен военнопленными должен был быть произведён в как можно более короткое время на основе отдельного соглашения. Мы, в частности, предложили дать каждой стороне право пригласить гражданина третьего нейтрального государства присутствовать на мероприятиях обмена, чтобы он мог констатировать, что обмениваемые военнопленные хотят вернуться на родину, а также в целом контролировать надлежащий ход обмена. Советское правительство не приняло ни это, ни некоторые другие наши предложения. Обмен был завершён к 7 июня, Советский Союз передал 847 финнов, что примерно соответствовало нашим подсчётам. Финляндия, в свою очередь, передала 5468 российских военнопленных. Обращает на себя внимание небольшое число пленных с каждой стороны по сравнению с числом погибших и раненых.

Уже в ходе переговоров о мире Молотов поднял вопрос об освобождении находящегося в заключении Антикайнена. Рюти ответил, что вопрос о помиловании будет рассмотрен в соответствии с финским законодательством, и он не связан с обменом военнопленными, но добавил: «Посмотрим, что можно сделать». Казалось, что эта тема была близка сердцу Молотова. Он расценил ответ Рюти как обещание поддержать перед президентом обращение о помиловании Антикайнена и о его возвращении в Советский Союз. Молотов поднимал тему Антикайнена, а также другого финна, находящегося в заключении, Тайми на четырёх заседаниях и постоянно спрашивал, не получил ли я сообщения о решении вопроса. В конечном счёте, президент помиловал Антикайнена и Тайми, которые были высланы из Финляндии. Одновременно меня попросили получить устное заверение Молотова, что ни Антикайнен, ни Тайми не будут находиться на переданных СССР территориях. Молотов ответил, что трудно отступить от закона в отношении двух человек, но заверил, что упомянутые лица не причинят нам неприятностей. В заключение он обещал последовать нашему пожеланию, по крайней мере, на начальном этапе и сказал, что посоветуется с «другими людьми». Таким образом, была завершена эта скучная история, которая на фоне других сокрушительных событий 1939–1940 годов была второстепенной.

Поскольку численность находящихся в Финляндии