Ослушаться приказа старшего офицера никто не посмел.

Штандартенфюрер пошла за опирающимся на палку стариком и сделала жест ещё двум солдатам следовать за ней.

Они обошли два коровника и свернули к небольшому двухэтажному зданию из красного кирпича и с высокой трубой. Это и была котельная, как объяснил старик.

Когда солдаты справились с уже изрядно проржавевшей дверью, Верена оценивающе заглянула в печь. «Тесновата, все могут не влезть…»

— Так, вели остальным вести жителей сюда, — приказала офицер одному из солдат, и он умчался исполнять приказ.

— Но ты же дала слово⁈ — воскликнул в ужасе старик.

— Я солгала, — сказала бессердечная фрау ему, одарив той же, но уже более чудовищной улыбкой, да и в глазах старик увидел зловещий блеск.

Верена перевела взгляд на солдата и провела пальцем по горлу.

— В расход.

Солдат исполнил её приказ буквально, перерезав несчастному горло, и закинул его в тёмные недра печи.

Добровольно идти на страшную смерть местные жители не хотели, и СС-маннам пришлось избить и даже подстрелить некоторых непослушных, которые пытались сопротивляться. Печь и в самом деле была мала, но всё же им удалось впихнуть всех. Многие «счастливчики» были просто раздавлены, когда двери их будущего ада закрыли. Было видно, что многим солдатам это не по душе, но высказать что-либо они боялись, ведь это означало оказаться по ту сторону ржавых дверей.

— Зажигай, — скомандовала Рихтер.

Печь давно не использовали, поэтому сразу как следует разгореться не могла. Она нагревалась постепенно, медленно поджаривая своих пленников. Таких страшных, душераздирающих криков боли солдаты ещё не слышали, многие попятились подальше от печи, а когда пламя разгорелось сильнее и воздух наполнился нестерпимой вонью горелой плоти, то солдаты, зажав носы, стремглав выбежали из котельной.

Верена же стояла до конца, скрестив руки на груди. От вони начало тошнить, а жар от печки опалял кожу, но она ждала, пока не смолкнет музыка смерти. Выходя из котельной, женщина почувствовала лёгкое отвращение к происходящему, или даже к себе… Может быть, в этот раз она немного заигралась?

— Ты… ты — чудовище!.. — запинаясь, выкрикнул ей сын.

«Надо же, солдаты даже разоружили и связали его. — отметила про себя Верена, бросив холодный взгляд на Дитлинда. — А может, он предпринимал меры по спасению невинных? Впрочем, плевать».

— Как? Как ты могла так поступить⁈

— Ты сам видел, как, — ответила Рихтер ему, натянув улыбку на лицо. — Теперь ты видишь, сын, к чему приводят твои необдуманные поступки, если бы ты сразу…

— Заткнись, тварь! Я больше не хочу тебя знать! Ты больше мне не мать!

Улыбка моментально сошла с её лица, женщина отшатнулась будто от удара.

— Значит, ты лишаешься материнской милости, — процедила она еле слышно сквозь зубы.

— Они же были невиновны! — кричал Дитлинд, не понимая этой неоправданной и безумной жестокости Верены. — Зачем? Зачем ты так с ними⁈..

— Они — невиновны⁉ — начала выходить из себя офицер. — Они укрывали врага, а значит, они тоже враги! Как ты этого не поймёшь!

— Казни русских, казни тех, кто их укрывал, но не всех же! В чём были виноваты дети?

— Рано или поздно они вырастут и возьмутся за оружие. Какую сторону тогда они выберут?

— Ты не имела права лишать их жизни! Ты — чудовище, монстр… Ты не человек!..

Раздался выстрел.

Сержант Дитлинд Рихтер упал, из его головы пульсирующим потоком потекла кровь, окропляя землю. Его мать застыла, держа дрожащий пистолет, из дула которого тонкой струйкой выходил дымок… Солдаты были в смятении, теперь абсолютно все, с неприкрытым страхом, смотрели на своего офицера. Да, за жестокость её прозвали бессердечной фрау, но никто не мог и представить, что она способна на убийство собственного сына. Рихтер и сама не могла, так и застыла на мгновение, трясясь от злости к сыну за то, что он вынудил её это сделать.

Найдя, наконец, в себе силы, Верена убрала пистолет в кобуру и сложила руки на груди, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Лицо приняло каменное выражение, будто ничего и не было, и мать, перешагнув тело поверженного ею сына, направилась к пленникам. Верену уже начали раздражать взгляды её солдат, полные презрения и страха. Может быть потому, что она сейчас сама презирала себя? Офицер могла бы, конечно, прикрикнуть на солдат, но боялась, что голос её предательски дрогнет. Ведь осознание произошедшего только что дошло до неё.

Она убила собственного сына из-за того, что тот был на стороне кучки голодранцев… Да и с ними она, похоже, немного погорячилась, — эмоции жгучей волной начали подкатывать к горлу, на глаза надавили слёзы… Нет! Бессердечная фрау не может испортить свою репутацию, после столь эффектного выступления. Она не может заляпать картину, что написала здесь с таким старанием и усердием. Что-то в её голове щелкнуло, и пелена непроницаемого хладнокровия вновь окутала её разум.

«Да, я — монстр, чудовище… бессердечная фрау. Роль отыграна замечательно. Аплодисменты, занавес. Хотя, рано ещё уходить со сцены, нужно непременно сыграть на бис».

— Их допрашивали? — совладав с собой, спросила женщина у рядом стоящего солдата.

— Ещё нет, герр Рихтер, если Вам угодно, я могу послужить переводчиком.

— Неужели ты думаешь, что я не знаю языка врага? — злобно сверкнула офицер глазами.

— Прошу прошения, — поспешил извиниться солдат и бочком-бочком исчез с её поля зрения.

— Кто из вас командовать? — спросила Верена с акцентом по-русски у оставшихся троих пленников.

Молчание было ей ответом.

— Третий раз я не повторять. Кто командовать?

— К чёрту тебя, немецкая шлюха, — огрызнулся один из пленных и плюнул в неё.

Надо сказать, что Верена никак не ожидала такой прыти от своих солдат — не успел плевок достичь своей цели, как солдат сделал шаг вперёд, подставившись под «атаку»,