Парень заметно побледнел, в тот момент он предпочёл бы оказаться на передовой — лицом к лицу с вооружённым до зубов врагом, лишь бы не стоять перед рассерженной фрау.

— Докладываю, — громко произнёс солдат, вытянувшись по струнке и собрав в кулак всю свою смелость. — Одним из патрулирующих местность отрядом были обнаружены русские солдаты, их укрывали местные жители. Нескольких удалось захватить в плен, другие убиты.

— Ну, а я-то тут причём? — опешила Верена. — Жителей расстрелять, русских тоже, одного доставить для допроса.

— Да, но командир этого отряда приказал привезти к ним шарфюрера или кого-то выше званием.

— А зачем ты ко мне припёрся? В расположении офицеров как грязи, — огрызнулась фрау Рихтер. — У меня лично есть дела и поважней.

— Да я бы с радостью не стал утруждать Вас…

«А также с радостью не стал бы попадаться под горячую руку», — подумала Верена.

— Просто Вы единственный офицер, присутствующий в части. Все остальные уже уехали на приём к герр Мюллеру.

Женщина тоже собиралась на этот приём, но, похоже, не получится увильнуть от прямых обязанностей. Хотя стоит попробовать.

— Считай, что я тоже там. Действуйте так, как я сказала. А теперь — пошёл прочь! — рявкнула на него Верена Рихтер, расстегнув пальцем кобуру.

Солдат встал перед сложным выбором: либо отступить, либо добиться своего. Если он будет слишком настойчив, бессердечная фрау может спокойно пристрелить его. А если он отступит — это будет неподчинение приказу, и она сама же подпишет ему смертный приговор. Он всё же решил стоять на своём и применил последний свой козырь, чтобы убедить её.

— Сержант Рихтер не станет выполнять этот приказ без Вашего личного присутствия.

«Дитлинд? Что же ты там опять напридумывал? Снова решил опозорить мать!»

Дитлинд, хоть и был сыном Верены, в отличие от неё был крайне малодушен и добр. Молодой человек отличался большим состраданием, и если бы мать не настояла на своём, он бы никогда в жизни не вступил в ряды СС.

— Хорошо, свободен. Приготовьте мне машину, — коротко распорядилась офицер.

Солдат откозырнул и, развернувшись на каблуках, поспешил покинуть её комнату.

«Что ж, развлечёмся… А потом — с корабля на бал».

Верена вышла из здания, служившим штабом и офицерским корпусом в этой перевалочной точке. Автомобиль уже поджидал её, сердито фырча, и тронулся, как только женщина опустилась на переднее сидение рядом с водителем.

— Давай, быстрей гони, я ещё хочу успеть на приём к Мюллеру, — сказала она водителю.

— Всё, что пожелаете, герр Рихтер, — весело отозвался водила и вжал педаль газа.

Этот солдат вызывал у Верены определённую симпатию, ведь он восхищался своим офицером, какие бы слухи о том не ходили, и с охотой выполнял приказы. В его голосе не чувствовалось ни неприязни, ни страха, ни лицемерия, он действительно был рад находиться с ней в одной машине. Не то, что те два олуха, сидевшие сзади, которые лишь напряжённо и нарочито вежливо поприветствовали её. Безусловно, сопровождать «бессердечную фрау» было почётно для них, но и очень страшно. В принципе, Верена не судила их — правильно делают, что боятся, значит, они более управляемы. Ибо страх, как считала Верена Рихтер, — единственно верный рычаг управления людьми. Страх в глазах её подчинённых доставлял ей своеобразное, извращённое удовольствие, но ещё больше она любила, когда человек, стоя на пороге смерти, желательно мучительной и болезненной, испытывал такой страх, из-за которого он, теряя рассудок, превращался в плачущее, кричащее, безвольное существо… И вскоре ей предстояло снова стать свидетелем и прямым участником такого представления. На её лице появилась улыбка, на что успел обратить внимание водитель, ведь улыбалась Верена крайне редко.

— Вижу, у Вас хорошее настроение, — вежливо подметил он.

— Есть причины, — ответила Рихтер, — сейчас расстреляем партизан, да и несколько местных казнить надо бы, чтоб в следующий раз неповадно было. А потом сразу же на праздник, к оберфюреру.

— М-м-м… — протянул рулевой, — двойное веселье, завидую Вам.

— Дослужишься до моего звания, также веселиться будешь.

— Нет, что Вы! Куда мне там, — махнул рукой он и тут же пояснил: — Не успею, войну уж скоро выиграем.

Водила засмеялся собственной шутке, Рихтер тоже оценила его юмор смехом, но более сдержанным.

Верена достала папиросу из пачки, что лежала на приборной панели, и обратилась к сидящим сзади солдатам:

— Спички есть?

Оба мгновенно кинулись шарить по карманам, лишь бы услужить бессердечной фрау. Один из них оказался быстрее — Верена прикурила от услужливо поданного огня и одарила обоих своим любимым взглядом, полным презрения. Таких вот солдат, от которых сквозило страхом, когда Верена смотрела на них, она считала мусором. Однако ей это нравилось, ведь данный страх эффективно питал её костёр тщеславия… Коробок со спичками офицер забрала себе на будущее, папиросы тоже перекочевали к ней в карман. Рихтер часто проявляла такую наглость, но вовсе не из жадности, или из-за чувства собственного превосходства, она втайне надеялась, что хоть кто-то наберётся смелости и сможет возразить. Женщина даже не знала, как поступит в такой момент, но ей нравилось проводить такие маленькие эксперименты со своими подчинёнными, словно с лабораторными мышами.

— А что это за деревенька, кстати? — она выпустила облачко дыма в приоткрытое окно.

— Точно не знаю, — водитель пожал плечами. — Это что-то вроде небольшой скотобазы. Комбинат по производству говядины, если быть точнее, ну и небольшое поле там есть — колхоз, в общем, захудалый. Был я там как-то раз, изымали самогон у местных…

Шофер осёкся и мельком глянул на Верену. Офицер выдержала паузу и холодно спросила:

— Штурмманн Кёнинг, и что же стало с изъятым имуществом?

Однако допрашиваемый остался всё также невозмутим.

— Ну, как что? Ликвидировали, конечно.

— Каким же образом? — продолжила свой маленький допрос Рихтер.

— Сначала хотели внутрь, но