Мы спускаемся по склону вниз и окунаемся в море незабудок, в котором гуляем до самого приближения вечера, когда опускающееся солнце окрашивает всё вокруг в более мягкие тёплые тона, делая освещение идеальным для сьёмок.

Хотя Веро́ника при любом освещении выглядит прекрасно. Камера любит её, в каком бы состоянии и одежде она ни была. Галерея моего айфона забита её фотографиями и видео. И на каждом она получилась идеально, бесподобно красиво.

Когда сладко спала в нашей постели на смятых после секса простынях. Когда только просыпалась и начинала ворчать, из-за того что я с камерой стою у неё над душой. Когда прикусывала нижнюю губу и бубнила себе что-то под нос в процессе написания книги. Когда сосредоточенно писала дипломную работу. Когда бежала ко мне, подпрыгивая, после сдачи диплома на высший бал. И когда ясно улыбалась на выпускном, постоянно подправляя академическую шапку.

В общем, на всех снимках она – само совершенство. А сейчас, пока Веро́ника, расставив руки в стороны, кружит в цветочном поле в своём белом летнем платьишке, а лучи закатного солнца окрашивают русые волосы в рыжевато-розовые тона, я вообще налюбоваться ею не могу. Уверен, эта сьёмка станет моей самой любимой из всех имеющихся с ней.

–А ты, оказывается, тот ещё романтик, Уокер,– насмешливо выдаёт мегерка, подбегая ко мне ближе.

–Я тебя умоляю.

–Нет, нет. Это правда.

–С чего вдруг?

–Обычно мужчины задаривают девушку букетами цветов, а ты вместо этой банальщины подарил мне целое поле. Разве это не романтично?

–Романтично, говоришь?– убираю камеру в сторону, глядя на неё не через экран.

–До безумия,– она игриво взъерошивает мне волосы и порывается вновь убежать, но я хватаю её за талию и заваливаю в облако цветов.

–А будет романтично, если я тебя трахну прямо здесь и сейчас?– Вклиниваюсь между её ног, прижимаясь бугром к промежности.

–Ты с ума сошёл? А если нас кто-нибудь увидит?

–Кто? Здесь же никого нет.

–А если появится?

–Если появится, то они увидят нас и обзавидуются.

Веро́ника хочет ещё что-то вякнуть, но я проталкиваю язык между её приоткрытых губ, съедая все жалкие протесты, что с каждой секундой поцелуя всё больше начинают затмеваться стонами.

Спускаю руку вниз и накрываю оголённое бедро ладонью. Бля*ь! Обожаю платья. Слегка задрал подол – и вот тебе уже полный доступ к округлостям и самому сокровенному месту. Стащил бретельки с плеч – и больше нет никаких преград, что мешали бы напасть губами на сосок, всосать в себя, подразнить языком затвердевшие вершинки.

–Мэтт, может, лучше не стоит?– блеет она сквозь стоны.

И в противовес своему вопросу сжимает крепче ногами мои бёдра, пятками в ягодицы упирается, подталкивая меня к себе.

–Стоит, мегерка, потому что у меня уже так стои́т на тебя, что мне будет очень больно ждать до дома. Ты же не хочешь делать мне больно?– хитро усмехаюсь я, но Веро́ника почему-то моего веселья не разделяет.

Что-то в моих словах стирает улыбку с её губ и наполняет взгляд бессильной грустью.

–Нет, не хочу… Я не хочу делать тебе больно,– произносит она натянутым голосом, и во мне зарождается нехорошее предчувствие, будто конец её предложения должен звучать: «но сделаю».

Однако этот странный внутренний холодок исчезает сразу же, как только мегерка с жадностью накрывает мой рот своим. И целует, целует, целует, будто на всю жизнь вперёд зацеловать хочет. А я отвечаю тем же, потому что сколько бы я ни делал этого, мне всё равно мало. Даже когда губы уже начинают саднить от продолжительного трения и укусов, я всё равно не могу остановиться. Лишь целую ещё более отчаянно, немного грубо, толкаюсь языком ещё глубже, двигая им в такт своим бёдрам и ощущая, как уже знакомое мощное чувство нагревает всё в груди и горячей волной приливает вниз к паху.

Терпеть больше нет сил. Ни мне, ни Веро́нике.

Достаю из кармана презерватив и, пока разрываю упаковку, мегерка спускает мои шорты вниз и проводит ладонью по всей длине члена.

Едва не шиплю от острых реакций на её прикосновение. Жжёт все нервы. Мышцы напрягаются до предела. Особенно член, которой вот-вот взорвётся от прилива крови к головке, если сейчас же не проникнет во влажную развилку.

Ох, и я проникаю. Резко. Мощно. До упора. Оказываясь в горячем плену тугих стенок её лона. И застываю там, умирая и наслаждаясь теснотой, обхватывающей каждый сантиметр плоти; электрическими разрядами, пролетающими по телу мощнейшими волнами; ипротяжным стоном Веро́ники, что вибрирует на моих губах, проникает внутрь, добираясь до всех внутренних органов и воспламеняя их.

Чёрт! Почему с ней всегда всё ощущается настолько сильно? А точнее, с каждым разом всё сильнее и острее. Должен же быть какой-то предел или нет? Не знаю. Мне понятно лишь одно – я не смогу больше жить без этих чувств и ощущений. Не смогу найти им замену. Это невозможно. Потерять их – равносильно смерти. Не физической, конечно же. Но ещё более страшной. Той, что до встречи с Веро́никой день за днём всё глубже погружала меня во мрак.

Она мой свет. Мой воздух. Мой заряд энергии. Мой главный источник кайфа. И любимая девушка, которая столь быстро стала самой родной, желанной и необходимой.

И по реакциям её тела и горящему огню в глазах я знаю и чувствую, что так же необходим ей. И этот факт совсем сводит с ума, делая меня самым счастливым.

Её губы не перестают целовать меня, ногти впиваются в спину и плечи, а бёдра дрожат, ещё больше раскрываясь для моих вероломных движений.

С отчаянным рыком вбиваюсь в неё, не разрывая зрительного контакта. Оба рвано стонем, тяжело дышим, глотая тёплый цветочный воздух. Улетаем, забываем обо всём. Даже не думаем о вероятности быть замеченными. Похер. Есть только мы. Вместе. И плевать на всех остальных. Особенно когда спустя всего несколько минут, сливаясь в страстном животном танце, я ощущаю, как сильно она сжимает меня изнутри, готовясь с секунды на секунду достигнуть финиша.

–Давай, сладкая, кончай. Я сразу за тобой,– шепчу я в её опухшие губы, и послушная девочка выполняет.

Прикрывает веки от кайфа, содрогаясь всем телом подо мной. Прижимается губами к моему плечу, явно желая хоть немного приглушить крик наслаждения, но я оттягиваю её от себя за волосы, не позволяя это сделать.

–Кричи! Кричи, как можно громче. Хочу это слышать,– рычу и прикусываю губу Веро́ники, упиваясь её финальными громкими вскриками, что вместе с сокращающимися стенками внутренних мышц доводят меня до волнового мощного оргазма.

Ещё пару проникновений, и я извергаюсь внутри неё. Замираю глубоко, до тех пор пока крышесносное удовольствие не прекращает циркулировать по венам, а сознание не обретает ясность.

Веро́ника лениво прикладывает ладони к моим ягодицам, побуждая совершить ещё несколько слабых инстинктивных толчков, после которых я наваливаюсь на неё всем телом и прижимаюсь губами к влажной впадинке между ключицами.