Шрифт:
Закладка:
–А теперь послушай меня, Алана. Внимательно послушай и запомни. Если мой папа умрёт, я сделаю всё возможное, чтобы ты заплатила за это ничуть не меньше, чем Морган,– цежу я, мелко сотрясаясь от ярости и нисколько не поддаваясь на Ланин напуганный взгляд.
–Рони, умоляю…
–Нет, не надо больше ни о чем умолять. Я уже выслушала твои оправдания и сделала для себя выводы. Да, возможно, ты не хотела всего этого, но нежелание не отменяет факта, что весь ужас, который я пережила сегодня, случился по твоей вине. Так что вот тебе мой последний совет, Лана,– я подхожу к ней почти вплотную, держа на проволоке цепкого взгляда.– Повзрослей наконец! Повзрослей и впредь постарайся хоть немного шевелить мозгами, перед тем как делать что-либо. Я тебе в этом больше помогать не буду! Не после сегодняшнего вечера! У каждого действия есть последствия. И ты должна научиться брать на себя ответственность за свои ошибки, а также понять, что обычным «прости» некоторые из них не исправить. Я никогда не желала тебе зла, никогда не пыталась специально обидеть. А ты… ты… в общем, мы и так обе знаем, сколько всего ты натворила. И не смей после этого говорить, что любишь меня! Это не так! Ведь люби ты меня на самом деле, ни за что не стала бы пытаться разрушить моё счастье из-за своей обиды. И ни за что не стала бы выдавать мой адрес кому бы то ни было ради своих целей. А ты сделала всё это, и это привело к настоящей катастрофе. Так что если ты кого и любишь, то только себя, Лана! Вот и удачи тебе с самой собой! Ведь моё доверие ты окончательно потеряла. И ни любви, ни моей дружбы ты не заслуживаешь!– без толики жалости и сомнений я ставлю жирный крест на наших отношениях и тут же вздрагиваю, слыша зов мамы, что вмиг побуждает меня переключиться на более важную тему.
–Рони, милая! Операция закончилась!– она подбегает к нам с Ланой, и мы вместе замираем в мучительно-страшном ожидании.– Папа выжил! Он будет жить! С ним всё будет в порядке!– со слезами на глазах сообщает мама, и я будто пёрышко взлетаю над землёй от радости.
–Слаба богу!– одновременно с Ланой блею я, но даже мимолётного взгляда на неё больше не бросаю.
Слёзы счастья жгут глаза, облегчение опустошает лёгкие через протяжный шумный выдох.Я отвожу маму в сторону, не позволяя ей нормально поздороваться с Ланой, и обнимаю. Долго-долго. До тех пор, пока до Браун наконец не доходит, что она – последний человек, которого я желаю видеть.
И она уходит. Тихо. Без возражений. Без своих излюбленных истерик и без новых попыток вымолить прощение.
Я смотрю ей вслед через плечо мамы и ещё раз с облегчением выдыхаю, даже не догадываясь, что после этой встречи ещё много-много лет не увижу Алану.
–Малыш,– тихий шёпот нарушает мою сонную идиллию.
Я недовольно мычу в ответ, отказываясь выбираться из тёплой постели.
Удобный матрас намертво приклеил меня к себе, подушка с одеялом воздушным куполом укрыли от всего окружающего мира. Чёрта с два я позволю кому-то вытащить меня из этого рая. Даже бархатному голосу папы это не удастся.
–Рони, милая, проснись.
Нет! Ни за что! Пусть он даст мне поспать ещё немножко.
–Тебе нужно пойти отдохнуть нормально.
Мне и так отлично. Лучше не бывает.
–Рони,– тёплая ладонь накрывает мой затылок.
Чёрт! Когда он успел стащить с меня подушку?
–Проснись, родная, иначе не разогнёшься.
О чём он говорит? Почему это я не разогнусь, если и так лежу, развалившись во всю кровать?
Для опровержения его слов я пытаюсь вытянуться, но тело настолько затекло и окаменело, что отказывается слушаться меня. А когда всё-таки получается вернуть себе контроль над ним, ноющая боль в пояснице превращает моё сонное мычание в болезненный хрип.
Что за ерунда? Почему с каждой секундой блаженство всё сильнее сменяется дискомфортом, а удобный матрас с одеялом исчезают?
–Соня, просыпайся,– теперь шёпот отца кажется не просто тихим, а донельзя усталым, с нотками хрипотцы.– Топай отдыхать. Тебе нечего делать в больнице.
В больнице?!
Стоит услышать это слово, и сон как рукой снимает.В сознание врываются все вчерашние события, вмиг возвращая меня из уютной спальни в больничную палату, где я даже не заметила, как заснула возле койки папы.
Открываю глаза и жмурюсь от светящих из окна солнечных лучей. Мне требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к яркому освещению. Только потом мне удаётся рассмотреть папу – тоже сонного, немного бледного, уставшего, но живого.
Его синие глаза светятся жизнью, ослепляя меня сильнее тысячи солнц.
–Папа, ты очнулся,– от радости вскакиваю со стула и касаюсь его лица.
Оно тёплое. Боже! Да! Оно тёплое. С ним всё в порядке!
–Да, очнулся. Причём часа два назад. А ты всё спишь да спишь. Ты со мной здесь всю ночь просидела?
–Нет, меня только под утро впустили, когда тебя в обычную палату перевели. До этого сидела в коридоре.
–И зачем?
–Что значит зачем? Я не собиралась никуда уходить, пока не убедилась бы, что ты пришёл в сознание.
–Теперь ты убедилась, так что иди домой. Тебе нужно отдохнуть.
–Нет, не хочу. Я хочу побыть с тобой, пап,– глажу его по щеке, глотая подступающие слёзы.– Я так боялась, что больше не увижу тебя. Боялась, что ты не выживешь.
–Маленькая моя,– с улыбкой выдыхает он, накрывая мою руку своей.– Как же я мог не выжить, если ты так сильно просила?
–Так ты меня слышал?
–Тебя было сложно не услышать даже в предсмертном состоянии,– усмехается он.
–Вообще не смешно,– произношу я сурово, но счастливую улыбку стереть с лица не получается.
–Прости. Видимо, от наркоза ещё не до конца отпустило.
–Как себя чувствуешь? Может, мне позвать врача?
–Не надо, он уже приходил, пока ты спала. И мама заходила. Её мне тоже не удалось уговорить уехать отдыхать. До сих пор где-то по больнице шастает. Даже после ночной смены. Теперь понятно, в кого ты такая упрямая,– он опять вглядывается в меня так, как смотрел каждый раз при нашей редкой встрече – любуясь и запоминая, будто желает вбить в подкорку сознания черты моего лица на тот случай, если в следующий раз увидит меня нескоро.
Но ему больше не нужно переживать об этом. Я больше не стану его игнорировать и притворяться, будто для меня его не существует. Не стану ненавидеть и таить обиду за то, что случилось несколько лет назад.
Нет, я никогда не забуду тот вечер, когда погибла моя сестра. Но я больше не могу из-за одной ошибки напрочь перечёркивать всё хорошее, что было между нами до этого. Не после того, как он чуть не умер, защищая меня.
Я и так слишком долго винила папу за его проступок. И даже не выслушала его, не дала возможности объясниться, а просто вычеркнула из своей жизни без суда и следствия.
