–Папа?– тихо-тихо выдыхаю я, сотрясаясь от шока и леденящего страха.

Откуда он появился?

–Да, Рони, это я… я здесь, не бойся,– хрипло отвечает он, не выпуская меня из цепких объятий, но я даже должного облегчения испытать не могу.

Несмотря на полное непонимание случившегося, я всей душой ощущаю, что трагедия меня не миновала. И я оказываюсь права.

–Морган, ты совсем рехнулся?!– сокрушается один из дружков, спустившись со второго этажа, и только тогда руки папы расслабляются, позволяя мне развернуться.

–Пи*дец! Ты зачем это сделал?! Мы же только навариться хотели и девчонку проучить!– как сквозь сон слышу я голос другого мужчины и следующую за ним суматоху.

Всё моё внимание направлено на папу. На его слабую улыбку, бледнеющее лицо, тяжёлое дыхание и ослабшее тело. Оно будто в замедленной сьёмке начинает валиться на пол, утягивая моё сердце вслед за ним, когда я наконец замечаю Моргана, держащего окровавленный нож в руке.

В первую секунду мозг наотрез отказывается принимать действительность. Он отказывается верить в то, что произошло. Это неправда. Мне всё это снится. Ещё немного – и я проснусь в холодном поту рядом с Мэттом.

Но время идёт, дружки Моргана кричат ему что-то, тот ухмыляется как полоумный, глядя на стремительно растекающуюся лужу крови под телом папы, а я всё не просыпаюсь и не просыпаюсь, с каждым ударом сердца чувствуя, как по венам растекается такая немыслимая боль, что все силы покидают меня и я падаю рядом с папой.

–Нет! Нет! Папа!– свой душераздирающий крик я вообще не слышу.

Только чувствую, как он раздирает мне все внутренности в клочья. Пробивает в груди сквозную дыру. Разбивает на осколки, что рассыпаются по полу так же, как все обломки мебели.

–Папа! Папочка! Боже мой! Папа!– вою я и обхватываю его голову.

–Это ты виновата, Веро́ника. Я ведь предупреждал. Нужно было быть хорошей девочкой,– напоследок выдаёт Морган, перед тем как двое других мужиков начинают тянуть его за собой в сторону заднего входа.

Они опять сбегают, и я никак не могу это предотвратить. Да и плевать мне сейчас на них. Мои руки всё обильней пачкаются кровью папы, а он сам норовит потерять сознание или вовсе ум…

Нет! Нет! Это не случится!

–Нет, папа! Не смей отключаться! Не смей!– отчаянно бью его по щекам, и он раскрывает глаза.

Мутные, усталые, но такие радостные, словно вовсе не ему только что воткнули нож в спину.

–Рони… С тобой всё хорошо… Всё хорошо,– он не спрашивает, а констатирует, расплываясь в слабой улыбке.

От её вида водопад слёз вырывается из глаз. А точнее, от осознания, что могу увидеть его улыбку в последний раз.

Нет! Не будет этого! Не будет!

–Да, со мной всё хорошо. И с тобой тоже будет! Главное, не смей отключаться, папа! Я умоляю тебя! Не смей!– требую я, целуя в покрытый испариной лоб, и в поисках телефона начинаю быстро обыскивать карманы его пальто.

–Ты у меня такая красивая,– словно в бреду, бормочет он и вновь закрывает глаза.

–Открыл, быстро!– нахожу айфон и шлёпаю отца по лицу.– Не смей! Ты не умрёшь! Ты не умрёшь! Ты не умрёшь из-за меня.

–Уж лучше я, чем ты, Рони…

–Нет! Ни за что! Ты мне живой нужен! Не смей!– кричу я, захлёбываясь слезами.

Едва вижу экран смартфона, но всё-таки набираю номер скорой помощи и быстро выдаю диспетчеру всю необходимую информацию.

–Держись! Держись! Скоро тебе помогут!

–Да… держусь… я держусь… только ты прости меня… Прости за всё, что сделал,– еле слышно шепчет он, но его слова бетонной дрелью начинают грохотать в сознании, оглушительным эхом отражаясь в душе.

Потому что он ни черта не держится, а прощается! Он, мать его, прощается со мной!

–Нет! Ничего я тебе прощать не буду, пока ты не поправишься! Слышишь?! Не прощу! Тебе нужно потерпеть! Скорая уже едет! Тебе помогут! Всё будет хорошо, папочка! Умоляю, только не засыпай! Не засыпай! Папа! Прошу тебя!

Но он явно не слышит. Родные глаза теряют осознанность, голос становится ещё тише, еле разборчивым.

–Я не хотел делать вам больно… Никогда не хотел… И я никогда себя не… прощу… за это…

–Нет! Не говори так! Не говори! Я прощу тебя! И ты простишь! Но только когда выздоровеешь! А ты это сделаешь! Лучше не трать энергию на разговоры! И не закрывай глаза! Не закрывай! Смотри на меня! Смотри! Я здесь! С тобой! Смотри на меня!

И он смотрит. С полуопущенными веками, но смотрит. А я смотрю в ответ. Пристально. Близко-близко. Так, что вижу желтоватые крапинки в голубых глазах. Каждую чёрточку и морщинку на папином лице. Смотрю и забываю обо всём плохом, через что он заставил пройти нас с мамой. Забываю о его предательстве. Забываю о долголетнем гневе и ненависти, которые цепкими клешнями вцепились в моё сердце.

В моей памяти всплывает лишь длиннющая череда счастливых воспоминаний с ним. А их было в разы больше, чем плохих! Чёрт! Да плохих вообще не было до того единичного случая. Ни одного! Только счастливые, радостные, тёплые, окружающие меня нежностью, любовью и заботой. Но я затолкала все эти моменты с папой в самый дальний ящик своей души, вычеркнув любимого человека после первой же ошибки.

А сейчас, пока папа изо всех сил пытается не отключиться, они выбираются на поверхность, стреляя в голове ослепительными вспышками и гремя громким глубинным осознанием – мой папа самый лучший на свете! Он всегда очень любил меня. А я его! И он должен жить! Он должен остаться с нами! Со мной и мамой! Он нужен нам! Он нужен мне!

–Папочка! Держись! Я умоляю тебя! Держись! И смотри на меня! Смотри!

Но папа всё-таки смыкает веки и больше не произносит ни слова. Даже тихо и неразборчиво. Он ничего не говорит. Никак не реагирует на мои крики и истошные мольбы, своим молчанием будто всю жизнь из меня вытягивая.