Четыре месяца спустя

Время – понятие относительное.

Иногда одна минута может показаться вечностью, а иногда вечность – одним мгновеньем.

Последний год жизни моего отца, большую часть которого я проводил вместе с ним в клинике, показался мне десятилетием. Частенько складывалось впечатление, будто стрелка на часах останавливалась не из-за закончившихся батареек, а потому что мир прекратил движение, продлевая мучения и папе, и мне с мамой.

Рабочие девятичасовые будни в «Future walk» тоже зачастую тянутся, как резина. Даже когда мама сваливала на меня работы выше крыши, не позволяя выдохнуть ни на секунду. А делала она это в последние месяцы до боли часто. И чем ближе подбирался выпускной, тем более рьяно она подходила к моей подготовке к руководству компанией, показывая, что когда я встану у руля «Future walk», у меня не будет времени ни на что, кроме работы. Однако несмотря на сильную усталость и вереницу рабочих мыслей, что варились в моей голове даже после окончания смены, я всё равно находил время, чтобы провести его с Веро́никой.

Только часы с ней пролетали, как секунды, а месяцы – как недели. Мне казалось, мы не успеваем встретиться, как уже приходится расставаться. А неумолимое приближение её отъезда ещё сильнее «укорачивало» наше времяпровождение и обостряло до предела все чувства и ощущения.

Мы каждый раз целовались, как в последний раз жизни. Трахались, словно без физического слияния не сможем выжить. Смотрели друг на друга, будто выучить наизусть все черты, морщинки и родинки желаем. И разговаривали часами обо всём на свете.

Обо всём, кроме самого главного. А именно – её скорого переезда в Лос-Анджелес.

После того единственного раза, когда мы с ней поругались, Веро́ника больше не заводила разговор на эту тему. Чем, если честно, немного удивила.

Я думал, она неоднократно будет пытаться уговорить меня поехать с ней, но месяцы шли, лето вот уже наступило, а мегерка этого так ни разу и не сделала. Иногда я заводил разговоры о том, что нам стоит посмотреть и сделать в Калифорнии во время моих приездов, и она становилась какой-то отстранённой и грустной.

Возможно, Веро́ника не горела желанием обсуждать будущее, в котором бо́льшую часть времени мы будем проводить в разлуке. А может, после пережитого стресса той ночью она боялась злить меня, чтобы я опять не выбежал из квартиры неизвестно куда. Вполне может быть, ведь она действительно сильно перенервничала тогда. Следующие несколько недель она названивала мне по несколько раз на дню, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке, а когда мы были вместе, не отлипала от меня ни на секунду.

Боялась, глупая, что я опять пропаду и ввяжусь в какие-нибудь неприятности. Отпустило её, лишь когда прошло судебное заседание, по итогу которого судья приговорил Моргана и его дружков к пожизненному заключению в тюрьме строгого режима.

Больше эти гады, которых я на ошмётки готов был растерзать, когда узнал, что они опять хотели сделать с Веро́никой, никому не смогут причинить зла: ни насиловать, ни воровать, ни нападать на людей, ни разрушать чужую собственность.

К слову, родители Веро́ники приняли решение не восстанавливать дом, а купить новый. И на мой взгляд, это правильно. Уж слишком много неприятных трагичных моментов в нём случилось, которые им необходимо навсегда оставить в прошлом. И думаю, новый дом и скорое пополнение в семье помогут им в этом непростом деле.

Также я до безумия рад, что Веро́ника наконец помирилась с отцом. Пусть она отчаянно притворялась, будто ей плевать на него, я знал, что это не так. Глубоко в душе она по-прежнему любила его, несмотря ни на что, и тосковала ничуть не меньше, чем он по ней. И видеть их тёплое общение теперь – услада для моих глаз. Я бы всё на свете отдал, лишь бы ещё хоть раз, пусть даже на короткое мгновенье, суметь встретить отца и пообщаться с ним. Но увы, у меня такой возможности уже никогда не будет, поэтому я несказанно счастлив, что хотя бы мегерка простила своего папу, впустив его обратно в свою жизнь.

Как говорится, нет худа без добра. Тот страшный вечер с Морганом в итоге помог ей засиять ещё ярче, укрепил её семью и сплотил нас. И я искренне верю, что никакое расстояние нашу связь не разрушит.

–Что за тайны, Мэтт? Где мы находимся?– любопытствует нетерпеливая мегерка, в очередной раз касаясь повязки на глазах.

–Не трогай!– шлёпаю её по рукам и веду дальше.– И не подглядывай. Мы почти на месте.

–На каком месте? Куда ты меня привёз? В лес?

–Нет.

–Почему тогда пахло хвоей, когда мы ехали?

–Потому что мы проезжали лес, чтобы добраться сюда.

–Сюда, это куда?

Туда, куда я давно уже хотел её привезти, чтобы поснимать. Место, которое ещё в детстве мы с папой случайно нашли, и я его запомнил. А точнее, вспомнил почти сразу же, как встретил Веро́нику.

–Так, всё, мы пришли,– добравшись до холма, откуда лучше всего видно всю красоту природы, я прижимаюсь к ней сзади и снимаю повязку.– Открывай.

Она открывает и явно оказывается под сильным впечатлением. Я не вижу этого, зато чувствую, как замирает её дыхание от представшей перед ней картины.

Бескрайнее поле незабудок простирается у наших ног и уходит за горизонт, сливаясь с чистым небом. Ни одного облачка. Только солнце ярко светит, пощипывая кожу. Тёплый ветер колышет миллионы цветков, что своим движением напоминают волны, прокатывающиеся по морю.

–Мэтт, это невероятно! Какая красота!– блеет она, осматриваясь по сторонам.

А здесь, куда ни глянь, везде ясно-голубой ковёр окружает нас.

–Я и не знала, что у нас можно увидеть нечто подобное.

–Так откуда же тебе знать, если ты из города не вылезаешь?

–Неправда.

–Да? И когда в последний раз ты была на природе?– обнимаю её, слегка прикусывая кожу на шее и наслаждаясь тем, что она не находится с ответом.

–Ладно, ты прав. Давно нигде не была.

–Вот поэтому я и решил это исправить. Пошли,– переплетаю наши пальцы и тяну её за собой.