–Рони! Я надеюсь, ты уже проснулась? Нам через час нужно выезжать в аэропорт,– за дверью моей новой спальни раздаётся обеспокоенный голос мамы.

Она, как никто другой, знает мою привычку – проспать самый важный момент, а затем носиться по всей комнате сломя голову.

Но не в этот раз.

–Всё нормально, мам. Я проснулась ещё полчаса назад,– успокаиваю я её откровенной ложью.

Не просыпалась я, а просто выползла из кровати, точно амёба, после абсолютно бессонной ночи.

Дичайшая боль в груди вместе с нескончаемым потоком слёз не позволили мне заснуть ни на секунду.Вот и результат: лицо помятое и опухшее, в глазах полопались капилляры, а взгляд такой поникший, словно из меня всю душу вынули.

Хотя так оно есть. Моя душа осталась там, с Мэттом, в нашей уютной квартире, где я была безумно счастливой. И не уверена, что смогу хоть когда-нибудь стань такой вновь. По крайней мере, сейчас я не представляю, как сумею это сделать без Уокера.

Я просто не знаю, где мне найти силы, чтобы улыбнуться и искренне порадоваться началу нового этапа моей жизни, если в ней не будет его. Как взять себя в руки и выйти из комнаты, не разревевшись в первую же секунду, когда мама с папой спросят: «Как ты, Рони?». Как не наплевать на свои мечты и не помчаться вместо аэропорта обратно к Мэтту, чтобы обнять его, расцеловать, сказать, что я никуда от него не уеду, что найду работу здесь или же устроюсь в «Future walk», лишь бы избежать невыносимой разлуки с ним?

Я всю ночь сдерживала себя от этого порыва, тихо воя в подушку. Убеждала себя, что буду бесконечно жалеть, если откажусь от столь удачной возможности работать в Лос-Анджелесе.Из раза в раз повторяла, что всё сделала правильно, расставшись с Мэттом уже сейчас, даже несмотря на то что сердце умоляло об обратном.

Да… оно было готово делать так, как и планировал Мэтт. Оно было согласно на отношения на расстоянии, какими бы сложными они ни оказались. Оно готово было столкнуться с любыми трудностями, лишь бы быть с Мэттом. Знать, что он мой. Пусть и не рядом.

Но вспомнив совет миссис Уокер: «Тебе нужно как следует подумать разумом, а не сердцем», я решила прислушаться к нему. А здравый смысл неустанно повторял мне: ничего не получится. Не будет никакого счастья. Рано или поздно всё закончится, и когда это случится, мне будет ещё больнее.А если останусь в Спрингфилде, то точно никогда не сумею убедить Мэтта жить по его собственным правилам, а не так, как того желал его папа.

А так, во мне всё ещё жила надежда… Да, всё та же глупая, неугасающая надежда на то, что Мэтт, поняв, что больше никогда меня не увидит, всё-таки одумается и согласится уехать со мной.

Но… несмотря на все мои ожидания и уверенность миссис Уокер в том, что я единственная могу заставить его изменить решение, этого не случилось.

На протяжении всех этих месяцев я неоднократно, тайком от Мэтта общалась с его мамой. Именно она и посоветовала мне до самого последнего вечера не говорить ему о своём решении расстаться, чтобы, так сказать, ошарашить его по полной программе, вывести на сильные эмоции, разбить, мать его, сердце.

Жестоко?

До невозможности.

Но я сделала это, причинив боль и ему, и себе, надеясь, что эта шоковая терапия сподвигнет его на переезд. Особенно учитывая, что миссис Уокер так и продолжала всё это время загружать Мэтта как раба, давая понять, что у него просто не будет ни времени, ни сил на постоянные путешествия на другой конец страны.

Но увы, наш план не сработал. Мэтт остался непреклонен. И это неудивительно.

Как бы сильно он меня ни любил, эта любовь не может соперничать с его любовью к папе и чувством долга перед ним.

И я не соврала Мэтту, когда сказала, что прекрасно его понимаю. Я сама чуть не потеряла папу и никогда не забуду тот страшный момент, когда жизнь норовила покинуть его взгляд. Именно этот ужас помог мне одномоментно простить папину ошибку, забыть всё плохое и, если потребовалось бы, пообещать ему всё, что он попросит.

Но к счастью, мой папа выжил. У меня появилась возможность поговорить с ним обо всем, обнять и вновь ощутить поддержку. А у Мэтта такой возможности нет. Его папа умер. Долгой и мучительной смертью, которая оставила в сердце Мэтта глубокий след.

И его никому не по силам заживить, залатать, сделать менее болезненным. Никому, кроме самого Мэтта. А он считает, что сможет это сделать, лишь исполнив мечту отца, продолжая приумножать то, что создал отец. Вот и всё.

Никакие слова тут не помогут. Никакие убеждения и советы тоже. Я давно это уже поняла и вроде бы даже приняла, но легче от этого принятия мне сейчас всё равно не становится.

Мне вообще ничего облегчение не приносит. Ни контрастный душ, ни мысли о Лос-Анджелесе и новой квартире, которую я в ближайшее время там куплю. Ни аппетитные запахи прощального завтрака, который мама всё утро готовила для меня. Ни вид ясных улыбок родителей. Ни милая сцена, как папа дурачится, разговаривая с округлившимся животом мамы. Ни жаркие лучи солнца, что ослепляют меня всю дорогу до аэропорта. Ни приятная и весьма неожиданная новость о том, что мой билет в экономе вдруг превратился в бизнес-класс.

–Это твоих рук дело, да?– сдав багаж, с фальшивым возмущением обращаюсь к папе.

–Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Но судя по тому, как он загадочно улыбается, моя догадка оказалась верной.

Я выдавливаю благодарную улыбку в ответ на предоставленную возможность провести полёт в более комфортной обстановке, но на деле опять не чувствую ни капли радости. Настроение лишь ниже падает, когда я в сотый раз смотрю на экран айфона и не обнаруживаю там ни единого пропущенного звонка или сообщения от Мэтта. А затем как дура выискиваю его среди людей, надеясь увидеть ещё раз, даже несмотря на то что знаю – это гарантирует мне новую порцию слёз.

Во избежание рыданий посреди толпы я и попросила Мэтта не приезжать в аэропорт, но честно говоря, была уверена, что он наплюёт на мою просьбу и приедет попрощаться. Но я ошиблась. Его нет. Ни возле длинных очередей к стендам регистрации, ни возле входа в зону вылетов, где множество людей провожают своих любимых и родных.

К счастью, меня тоже есть кому проводить. Мама с папой не отходят от меня ни на шаг, подбадривают, обнимают, договариваются, когда прилетят ко мне в гости, и просят звонить им каждый день.

Я киваю, пытаюсь улыбаться, по несколько раз сжимаю крепко на прощание каждого из них, а затем, с трудом передвигая ноги, направляюсь сканировать посадочный талон. И специально торможу, продлевая этот путь как можно дольше, ведь ни на секунду не прекращаю надеяться, что Мэтт всё ещё придёт. Он не сможет позволить мне улететь, не поцеловав ещё хотя бы раз. Не сможет. Это будет не Мэтт.