Я отбросил пустую бутылку из-под водки и смотрел, как она покатилась к стойлу Гамильтона. Из-за этого ублюдка я чуть не лишился жены. Сволочь.

Незваный гость заглушил двигатель, открыл водительскую дверь и вышел, действуя мне на нервы шорохом листьев под ботинками.

– Килл? Ты там? – прозвучал требовательный баритон Хантера.

С каких пор мой брат стал авторитетной, уважаемой фигурой?

– Нет, – прорычал я, зная, что он все равно войдет.

Так он и сделал, остановившись на пороге конюшни и уперев руки в бока.

– Сейлор родила. У меня дочь!

Я ожидал, что испытаю облегчение оттого, что у него родился не сын, не истинный наследник, тот, кто может возглавить «Королевские трубопроводы», но ощущал одну лишь пустоту. Я знал, что нормальный человек был бы счастлив за своего брата. Я не был нормальным человеком.

– Поздравляю, – монотонно произнес я. – Как здоровье матери и дочери?

– Прекрасно.

– Хорошо. Я открыл трастовый фонд на имя твоего ребенка. Зачисления – по три тысячи долларов каждый месяц до колледжа.

– Спасибо, но я здесь не поэтому. – Он вошел и закрыл за собой дверь. – Сэм узнал, что Эндрю посадил Пакстона Вейтча на самолет до Бостона. Так он здесь и оказался. Эрроусмит явно пытался подлить масла в огонь.

Пакстон больше не представлял угрозы.

Вероятно, он не представлял ее никогда.

Единственным человеком, который мешал мне заполучить Персефону Пенроуз, был я сам, и я чертовски хорошо постарался, чтобы нас разлучить.

Я открыл еще одну бутылку водки. Мочевой пузырь вопил, чтобы я перестал пить, но мозг подталкивал продолжать, пока блаженное оцепенение не наступит снова.

– Я знаю, – протянул я. – Я сам выяснил это у Пакстона. Видимо, я единственный сукин сын в округе, способный со всем разобраться.

– Сомневаюсь. – Хантер вздохнул.

– Почему?

– Потому что ты сейчас пытаешься открутить дно у бутылки.

Брат забрал у меня бутылку водки и перевернул ее. Я воспользовался возможностью и, пошатываясь, поднялся на ноги. Отвернулся, чтобы отлить. Строго говоря, мочиться в собственной конюшне было актом вандализма в отношении моей же собственности. С другой стороны, наказать себя казалось мне хорошей идеей.

Я повернулся обратно. Ceann beag молча отдал мне бутылку. Я уставился на него сердитым взглядом. На все шесть его образов.

– Я решил проблему с Эрроусмитом, – вкрадчиво произнес я. – Ну, моя жена решила.

– Я пришел и не по этой причине тоже.

– Так почему же ты здесь? – Я прищурился. – Иди к своей семье.

У Хантера была своя семья. Настоящая семья, созданная им и его женой. Она не была прогнившей изнутри, построенной на руинах социальных статусов, потомственного богатства и алчности.

– Я и так со своей семьей. – Он забрал бутылку у меня из рук и с хмурым видом отбросил ее в сторону. – С тем членом семьи, которому сейчас нужен. И я бы очень хотел вернуться к той семье, которую только что создал, так что не мог бы ты рассказать мне, что с тобой происходит, черт возьми?

Я, петляя, подошел к двери, открыл ее и вышел из конюшни. Хантер с недовольным ворчанием пошел за мной. От меня не ускользнуло, как изменилась ситуация. Теперь я был опозорившимся братом, а он ответственным семьянином.

– Она спасла меня, – сказал я, когда брат пошел за мной по грунтовой дороге к главному дому. – Занималась с детьми этого ублюдка. Собирала на него компромат. Она делала это ради меня. Все это время я думал, что она мстит мне за то, что я жесток с ней.

– Ты ругнулся, – заметил он.

Да неужели.

И это оказалось слишком приятно, чтобы прекращать, черт подери.

Поскольку синдром Туретта так же известен, как «матерное расстройство», я взял за правило никогда не произносить ни одного бранного слова. Таков был лучший способ отстраниться от социального клейма. Но у меня никогда не было проблем с нецензурной бранью. Я никогда не ругался во время приступов.

Но в этот момент мне было глубоко наплевать.

Наплевать, если люди узнают.

Наплевать, если ругаться было неприлично или некультурно.

Если я был недостаточно благороден для наследника «Королевских трубопроводов».

– Перси влюблена в тебя, – проворчал он, шагая за мной.

– Она влюблена в фантазию обо мне. – Как и многие женщины. – Вот, к чему все сводится, ceann beag. Она была и всегда будет женщиной, которую я купил, как мешок картошки. К ней прилагался ценник, как и ко всем женщинам до нее. А если что-то можно купить, то можно и заменить. Я найду другую. А Персефона? Она тоже снова выйдет замуж.

Хантер остановился. Я зашагал дальше мимо дома к своей машине. Мне нужно заканчивать праздник жалости к себе, вернуться в офис и взяться за дело.

Внезапно я почувствовал, как что-то тяжелое и влажное прилипло к моей спине.

Обернулся. Мой брат бросил в меня навоз.

– Какого хр…

– Ты засранец! – Он наклонился, зачерпывая еще один комок навоза в темноте.

Я никогда не дрался с младшим братом. И мы уж точно никогда не были тактильными друг с другом. В наших отношениях не было ничего братского, одно название.

Он это знал.

Я это знал.

Хантер прицелился и попал мне в плечо.

– Прекрати, – рыкнул я, с прищуром на него глядя.

Он пропустил мои слова мимо ушей и опустился на колени, чтобы зачерпнуть еще навоза. Во мне вспыхнула детская жажда мести. Я наклонился и сгреб столько навоза, сколько смог найти.

– Она никогда не была влюблена в твой образ, придурок. – Хантер замахнулся, как игрок в бейсбол, и попал мне в грудь. Я прицелился ему в лицо и зарядил по шее и подбородку.

Теперь мы оба были по уши в дерьме. Буквально.

– Даже у Сталина и то характер был приятнее, кретин ты эдакий. Она всегда была безумно – и позволь сказать, необоснованно, – влюблена в тебя!

Он бросил в меня еще один комок.

Я бросил очередной в него.

– Она задолжала крупную сумму денег, – закричал я в ответ. – Я выплатил ее долг. Вот почему она вышла за меня.

– Я знаю! – Хантер разразился истеричным смехом, выкинул навоз и бросился на меня. Повалил на землю, схватил за лацканы пиджака и прижал. – Знаю, потому что после того вечера, когда Перси пришла к тебе в грозу, чтобы принять предложение, я пошел к ней. Я знал, что должен все исправить. Не ради нее или ради тебя, а ради своей жены. Я не хотел, чтобы Сейлор беспокоилась на таком раннем сроке. Перси рассказала мне про свой долг. Я предложил полностью его выплатить и выписал чек прямо при ней.

Я уставился на него, сбитый с толку