в количестве десяти человек во главе с Джеймсом, которому, как казалось, куда проще находиться среди военных. Нельзя было сказать, что ребята, разодетые в одинаковую зелёную форму, были во всеоружии — большинство обмундирования потребовалось снять в угоду мобильности и скорости — главных параметров для выживания в Аду, так что лёгкий бронежилет, пистолет с дополнительным магазином, сумка с противогазом и заточенный до состояния зеркала боевой нож — всё, чем мог похвастаться стандартный боец на этой вылазке. Наёмники также оставили свои рюкзаки и основное оружие на базе, а Джеймс, чего уж там стесняться, даже скинул кожаную куртку и выкинул из своих карманов на штанах и отсеков на поясе всё лишнее. Хантер же скинул плащ и остался в разорванной рубахе, ворот которой давно пора было пустить на половую тряпку. Взяв всё необходимое, отряд выдвинулся на чердак. Двери наружу открылись, и свежая осенняя прохлада тут же ворвалась внутрь вместе с потоками воздуха, разгоняя пыль.

— Погодите, — вдруг остановил всех старик. — У меня за ночь возникла очень любопытная мысль насчёт этого договора. То есть… Я-то понимаю, что может и не время, но покоя это мне не даёт целую ночь: скажите, что было бы, если бы я отказался? Вы бы так просто оставили её умирать? Совсем не задумываясь?

На мгновение на крыше дома застыла удивлённая тишина. Старик знал — это был очень хороший вопрос. Нет, он бы не отказался — рисковать в таком случае было бы слишком абсурдно, но любопытство нужно кормить. Хоть иногда. Множество и множество секунд никто не решался говорить, но молчание всё же прервалось:

— Нет, девочка была бы ни при чём к твоей трусости, — ответил тихо один из солдат, подойдя к наёмнику. — Но вот тебя бы мы просто так не отпустили.

Старик посмотрел на мальчика в военной форме — огонь в глазах, пробивающийся сквозь светлые пряди волос, и юношеский максимализм в сердце, сказывающийся оскалом на губах. «Интересно, их учат быть такими или они сами ожесточаются ко всему, что хоть немного выделяется?»

— Что, прямо так бы и пристрелили за нихрена? Зная, что меня эта Девочка будет ждать и спросит, что случилось?

— Да, прямо вот так и пристрелили бы. Как шавку. Как сволочь. Ты же как-то смог бы прямо вот так отказаться, зная, что стоит на кону.

— Ха… Мальчишка. Впрочем, в словах не сомневаюсь — уверен, что пристрелили бы. Спасибо, что ответили — теперь я буду не спать спокойнее, — почему-то наёмника терзала мысль, что откажись он прямо там — посреди госпиталя, то никто бы ничего не сделал, а его самого просто отпустили бы, пускай и с позором. Но это только возможность. К тому же — упущенная, так что…

— Не стоило тебе оскорблять капитана.

— Ась?

— Я говорю, что тебе не стоило оскорблять капитана. Он прибыл сюда к нам из самой жопы мира добровольно, а не по приказу — единственный, кто прибыл. Думаешь, с нами связался кто-то за всё это время, пока мы были здесь? Прислали припасы или медикаменты? Хрена с два, — голос разносился спокойно и равномерно, медленно протекая по стенам чердака. — Единственное, что мы получили — вертолёт голодных ртов, в котором лишь чудом оказался доктор, и приказ от этого снайпера — одно гребучее слово: «Укрепляйтесь».

— И что? Что ты от меня хочешь? Чтобы я расчувствовался? Или поймал попутную вертушку и полетел извиняться перед вашим идолом?

— Я хочу… чтобы ты признал свою неправоту.

Усмехнувшись, старик шагнул на балкон и тут же услышал шум позади себя. Обернувшись, тот увидел, что солдатика держат под руки два его товарища — на всякий случай, наверное, потому что сам он не проявлял никаких эмоций — лишь смотрел из-подо лба на своего нравственного противника — Уильяма Хантера. Наёмник улыбнулся и немного шагнул вперёд — к рядовому. Его тело тут же обхватила другая пара рук, пытаясь разнять ещё не начавшуюся драку, но он не противился — лишь немного наклонился, чтобы быть лицом к лицу поближе с соперником и заговорил:

— Что ж ты так долго молчал, а, боец? Что, яйца в штанах не давили, когда мы этого самого капитана отсчитывали две недели назад? Ещё бы — холодные, голодные и зелёные пришли на зачищенное место, где были всего-то каких-то два тела, покрытых с ног до головы кровью — против таких не особо попрёшь, зная, что они убили с пол сотни, верно? А тут — на тебе, башня уже ваша, укрепились хорошо, чувствуете себя хозяевами, к которым заявились непрошеные гости, да и эти два тела теперь вам должны. Юношеские выебоны у тебя, а не принципы.

— Давай один на один сойдёмся, старик, если тебе яйца так жмут. Давай. На кулаках, — совершенно спокойно, с оскалом на зубах, шептал солдат. — Давай!

— Если выживешь сегодня — без проблем. А до тех пор, будь добр, потерпи.

Уилл сделал шаг назад, и солдаты тут же отпустили его. Через несколько десятков секунд отступили и от рядового. Отряд двинулся вниз по балконам, сохраняя напряжённое молчание.

— Охренительное начало операции, — опешил Джеймс, — просто, блять, лучше некуда.

— Хе. Это же Ирвин и его «патриотические чувства к защитникам родины» — куда тут без очередных разборок.

— Если есть идеи, как это исправить — мы все во внимании, — проговорил один из бойцов, идущих впереди.

— Да, б-б-б-было бы сейчас неп-п-плохо.

— Я слышал, что раньше перед боем войны делали что-то воодушевляющее. Пели, там, или…

— Ты нам спеть что ли предлагаешь, Джим?

— Хе. Типа мы все какую-то песню одну знаем?

— Гимн страны?

— Иди ты нахер, Марк. Воодушевляющее, а не хрен пойми что.

Дальше шли молча — лишь Джеймс, идя где-то в середине шеренги напевал что-то себе под нос, но слышно его было, увы, лишь тем, кто шёл рядом с ним — всего двум из двенадцати. Однако, на удивление, этого хватило. Уильям, следующий замыкающим, видел, как солдаты начали перешёптываться между собой, объясняя что-то на пальцах от человека к человеку — вроде игры в сломанный телефон, только без тайного слова. В конце-концов очередь дошла и до старика — солдатик, развернувшийся к нему, начал оживлённо объяснять то, что способ взбодриться был найден — песня вполне устраивала всех, оставалось лишь запомнить текст. Но для Хантера в