увидел Уилла — тот стоял один на один перед оставшимся мертвяком. Патронов не было ни в карманах, ни в стволе. Как ты думаешь, что он сделал? Пошёл в рукопашную. Прикинь?! То есть… Слушай, я видел много. И до того, как стал наёмником, и после. Но ни один, повторяю: ни один живой не был настолько сумасшедшим, чтобы идти с мёртвым один на один руками, когда есть нож.

— Хочешь сказать, ему не было страшно?

— Не-а, — цокнул языком Джеймс. — Вообще. Знаешь… Он бывает старым мудаком. Да, он, конечно, скажет, что пятьдесят один — это не возраст, но это дохера возраст, скажу я тебе, и синдром престарелого ушлёпка у него развивается не по дням, а по часам, — Мальчик, кажется, улыбнулся, — но не заблуждайся — через несколько минут, когда за ним погналась Блоха… Саранча… Он не подумал о себе. То есть… Когда Хан бежал на меня, я был уверен, что он хочет, чтобы эта тварь просто переключилась на меня — сцапала, пока он убежит. Я бы так поступил. Но нет. Этот хрен играл в благородство так, будто у него была запасная шкура — стал прямо перед во-о-он той дырой, которая была ещё стеклом и… развернулся. Представь: смотреть прямо смерти в глаза и не двигаться. Ждать. Готов спорить, что он улыбался этой штуке… Но соль в том, что ему совсем не было страшно — он доверял мне. Чёрт, да и сделал он это из-за меня. Каждый раз, когда он творит такую хрень, я понимаю одно: смерти стоит его бояться.

— В чём его проблема?

— В смысле?

— То есть… Мой брат говорил, что только тот не боится, кто-либо перерос страх, либо ищет встречи с ним, либо глуп. Он явно не глуп Смерть перерасти нельзя. Зачем жаждать её?

— Думаю… Думаю… Слушай, а мудрые слова. И дохрена тяжёлый вопрос… Знаешь… Наверное, это всё из-за его философии — стиля жизни, если хочешь. Сколько я знаю Хантера — он ищет цель. Не может даже представить себе жизнь, которую он просто живёт, чтобы увидеть завтра. Я слышал, что он был пилигримом, помогал учёным в исследовании вируса — рисковал всегда, даже когда того не требовала ситуация. В том же Аду был целых шесть раз. Один — это уже много. А сейчас… Чтобы ты делал, если бы знал, что тебе осталось… Неважно. Считай это вызовом. Миру и себе — вот, как он работает.

— Скажи, — вдруг раздалось в комнате. — Это он убил моего брата? Или ты?

Ответом последовала лишь многочасовая тишина. И, к сожалению, в этот раз она действительно служила самым понятным ответом…

* * *

— Скажите, сэр, а Вам с ребятами вообще обязательно входить в это здание? То есть, там же даже дышать нормально нельзя и все дела — неужели нет другого варианта решения этой проблемы?

Уильяма, идущего по мед.блоку, остановил низкий и грузный голос у одной из «палат». Обернувшись, мужчина увидел невысокого и довольно полного блондина с короткой стрижкой. Рядовой (если судить по нашивкам) смотрел на наёмника широко открытыми тёмно-голубыми глазами, а узкий рот с тонкими губами застыл в удивлении, ожидая ответа.

— Сами виноваты, — отрезал Хантер. — У вас нет ни снаряжения, чтобы выкурить мёртвых из Ада, ни нормального оружия, чтобы разнести в щепки всё, не заходя в здание, ни даже приличного количества взрывчатки, чтобы сровнять его с землей или, хотя бы, входы завалить. Впрочем, последнее не сильно бы и помогло — вышли бы через окна. Да, парой трупов больше, но всё-таки… Так что нет — по-другому никак. Повезло ещё, что в ваше «современнейшее» обмундирование противогаз с двумя фильтрами входит.

— М… — важно потянул солдат, надув щёки. — А почему утром, а не ночью?

— Тебе действительно нечем заняться, кроме того, как донимать меня в пять часов и… сорок три минуты утра вопросами об операции, участия в которой ты даже не будешь принимать?

— Э-э-э… Э… Да. Ну так что?..

В эту секунду старика уже не было рядом — совсем не на то он хотел потратить своё оставшееся и, возможно, последнее свободное время. Он, конечно же, шёл к Ней — к Девочке. На часах было пять сорок пять — рассвет. Огненно-жёлтый диск медленно возносился в небеса. Что, впрочем, не сильно было заметно из-за задвижек на окнах — в импровизированном госпитале царил полумрак и дремота. Её состояние всё ещё было далеко от нормального. Кажется, день за днём она совершенно не менялась — жар, бред, лихорадка. В мысли Хантеру лезли слова доктора о том, что каждый медикамент на вес золота. О том, что до того, как прилететь сюда, у него были медикаменты, но подавляющее их большинство было исчерпано. И в эти секунды лишь одна мысль закрадывалась в подкорку: а помогли ли они? Те лекарства? Выжили ли все те люди, на чьи тела или души были потрачены безликие белые пилюли и ампулы? А если не выжили, то стоило ли вообще пытаться поднять их на ноги? Возможно, их стоило приберечь для этого случая? Но, если следовать той же логике, стоило ли их беречь? Стоило ли вообще пытаться кого-то спасти?

Уильям «Из Джонсборо» Хантер взял ладонь Девочки в свою руку и, стиснув, молча смотрел в пол. Где-то там, в глубине своей крохотной души он понимал, насколько слабо его обещание, насколько оно мало в весе и насколько тщедушен шанс на то, что он его исполнит… Но, однако, ощущая тепло от маленькой девичьей ручки он понимал, что даже если шансы невелики, даже если завтра может и вовсе не наступить для них обоих — ему есть ради чего стараться, есть то, ради чего стоит жить или пытаться. И он попытается. Даже если не сможет.

Через несколько минут на руке старика завибрировали часы — шесть утра, время выдвигаться. Но торопиться он не хотел. Под монотонный треск датчика вибрации старик сидел ещё несколько минут. Жаль, что время не может замереть. В конце концов, он отпустил ладонь, положив её обратно на импровизированную кровать, и, поднявшись на ноги, медленно зашагал к лестнице.

— Так почему утром, мистер Уильям? — не отставал молодой рядовой.

— Только ради того, чтобы ты позадалбывал меня вопросами, солдат. Только ради этого.

Старый охотник шёл к точке сбора, где его уже ждал готовый военный отряд