платье, под глазами тёмные круги: не ложилась. Получив деньги, спросила, что ей теперь делать. Ванзаров просил не покидать номер. Если посыльный доставит новую записку, постараться задержать его под любым предлогом, вызвать хозяина гостиницы и сдать Андрееву. Тот будет предупреждён, вызовет городового. Ну а если посыльный окажется проворнее, хотя бы не сжигать записку, не спускать в ватерклозет и не рвать, чтобы клочки выбросить в форточку.

– Надя заснула под утро, у меня сна ни в одном глазу, – сказала мадам тихо. – Голова просто разрывается. Не знаю, хватит ли сил всё это выдержать.

– Скоро всё кончится, Елизавета Петровна.

Ванзаров отдал поклон и пожелал доброго утра.

Он разбудил спящего хозяина, дал строгие инструкции, что делать с посыльным, перешёл через Екатерингофский проспект и через несколько шагов оказался у подворотни своего дома.

Из утренней тьмы торчали ветви пальмы. Ванзаров на всякий случай поморгал. Никакой ошибки. Посреди Петербурга, зимы и мороза африканское дерево казалось привидением. Судя по кадке, пальма жила в магазине, откуда её беззастенчиво выдворили. Ванзаров подумал, что провинциальный купец чудит. Например, господину Паратову как раз под стать такая дурь: выкрасть пальму и оставить на улице.

Нельзя сказать, что Ванзаров любил растения. Чаще он ими питался. Нет, не пальмой, конечно. Съедобными растениями, что взращены российскими полями и лесами. В его холостой квартире растениям делать нечего. Погибнут от тоски без ухода. А заводить жену ради того, чтобы на окошках торчали горшочки с цветочками, дело хлопотное. В общем, Ванзаров сжалился над несчастной пальмой. Чтобы вернуть владельцу, как только поступит жалоба на кражу дерева. К досаде начальника сыска, дело будет раскрыто молниеносно.

Подхватив кадку, которая оказалась тяжёлой, Ванзаров потащил на третий этаж. Не дойдя до своей лестничной площадки, он увидел, что его дверь раскрыта, а в дверном проёме лежит нечто похожее на человеческие тела. Оставив пальму на ближайшей ступеньке, Ванзаров перемахнул через оставшиеся.

Тухля лежал на спине с закрытыми глазами, уложив руки вдоль тела, ботинками упираясь в порог. Рядом с ним приткнулась фигура с отменной талией. Вместо ног торчал штырь на круглой подставке. Ото лба и ниже голову фигуры пересекала глубокая трещина, в которой виднелась деревяшка вместо мозгов.

Встав перед другом на колени, Ванзаров наложил пальцы на шею: пульс был. Тихий, но надёжный. Вероятно, служба переводчика была столь трудна, что Тухля добрался до порога, а дальше силы кончились. Оставалось узнать, откуда появился испорченный манекен.

Ванзаров сходил за ведром и от души полил ледяной водой упитанное личико. Тухля издал жалобный стон и открыл глаза.

– Пухля, – пробормотал он. – Это ты… Зачем ты так со мной?

– Водный моцион придаёт бодрость на весь день.

Тухля стал моргать, вытер ладонью лицо, кое-как сел и стал поглаживать затылок:

– Ой, как болит… Не стыдно? Ещё и облил меня вдобавок.

– Что я сделал прежде?

– Ты меня ударил! Тебе не стыдно? Затылок расшиб, лоб болит. Я даже сознание потерял. Сердечно признателен, Родион Георгиевич.

Когда Тухля называл друга по имени-отчеству, это означало высшую степень обиды, практически смертельную и не смываемую ничем, кроме обеда в ресторане.

Включив электрический свет, Ванзаров поднял манекен. Деревянный господин с подкрученными усиками, ровным проборчиком, широко раскрытыми глазами тонко улыбался, будто говорил: «Смотрите, как я хорош даже без костюма. А в костюме просто блеск». Его не тревожило, что пол-лица рассечено. Зато Ванзаров увидел нечто иное. При свете трещина выглядела последствием удара чем-то острым и тяжёлым. Судя по ширине глубокого скола. Шашка так не разрубит. Ночной гость бил топором. Бил со всей силы, бил, чтобы покончить одним ударом. Это удалось. Во всяком случае, с манекеном было покончено. Придётся новую голову навинчивать.

– Рассказывай, что случилось, – потребовал Ванзаров, оставляя манекен.

– Что случилось, – повторил Тухля обиженно. – Среди ночи ты позвонил, я пошёл открывать, вздумал разыграть тебя, выставил перед собой манекен, а ты ударил так, что я свалился и потерял сознание… Ой, и на лбу шишка… Как тебе не стыдно, Пухля.

Из милосердия Ванзаров не стал напоминать, что называть его кличкой нельзя, помог подняться, усадил на диван:

– Когда был звонок?

Тухля скорчил недовольную физиономию:

– И ты ещё спрашиваешь? Не ожидал от тебя такого… Как же голова болит…

Остатками воды Ванзаров смочил полотенце и замотал шальную голову друга. На затылке Тухли явно имелась солидная шишка. Видимо, падал он со всего размаху, как стоял. Падение в обнимку с манекеном наделало столько шуму, что убийца не стал проверять, кого зарубил, скрылся. Из этих фактов психологика составила портрет ночного гостя.

– Хочу поздравить тебя, Андрей Юрьевич, – сказал Ванзаров, садясь рядом на диване.

– Это ещё с чем?

– Сегодня ночью у тебя был второй день рождения. Можешь записать и отмечать.

Борясь с болью, Тухля выразил всё сомнение, на какое был способен:

– Твои шутки неуместны, Пухля. Сделал гадость и веселишься. Как мило.

– Это был не я.

– Ну конечно, выдумывай больше. Не стыдно увиливать от ответственности? А ещё чиновник сыска…

– Ночь я провёл… – Ванзаров осёкся, чтобы не сказать «в гостинице», начнутся пошлые намёки. – В полицейской облаве.

Тухля ещё сомневался.

– Честное римское? – спросил он по студенческой привычке.

– Честное полицейское, – ответил Ванзаров.

Вздохнув, Тухля смирился с неизбежным. И тут же встрепенулся, что побитая голова не одобрила.

– Позволь, – проговорил он, морщась, касаясь темечка и отдёргивая руку. – Позволь, а кто же это был? Кто меня ударил?

– Предполагать не стану. Скажу наверняка: тебя должны были зарубить топором.

Сказанное не желало вмещаться в страдающую голову.

– Меня? Зарубить? Топором? – спросил Тухля.

– Манекен спас тебя. Теперь ты в вечном долгу перед манекенами. Один из них отдал за тебя жизнь.

Головная боль – не лучшее средство для работы извилин. Однако новость была столь странная, что Тухля постарался пошевелить тем, что имел.

– Ты хочешь сказать, меня могли зарубить топором?

– Топор предназначался мне, – ответил Ванзаров, как о самом обычном деле, вроде сходить в лавку за колбасой. – В темноте убийца не разобрал, кто перед ним. Ударил. Удар достался манекену. Удар такой силы, что манекен, как бильярдный шар, заехал тебе в лоб и свалил с ног. Редкая удача за все твои неудачи. Поздравляю с днём рождения…

Тухля покачал головой, о чём сразу пожалел:

– Но ведь это ужасно… Прийти ночью в дом, не представиться, а сразу ударить топором. Как это низко.

– Это тебе урок, как опасно жить на квартире чиновника сыска. Опасно для жизни. Подумай об этом.

– Да, да, конечно… Какая чудесная случайность, что я захотел тебя разыграть!

Не стоило уточнять про иное чудо: откуда Тухля стащил