подводит нас к утверждению Сократа, поскольку понимание нашей психодинамики помогает нам узнать, почему мы думаем и чувствуем то, что думаем и чувствуем. Тем не менее, пациент, прошедший тщательный анализ, тоже может в некоторой степени расти в самопознании, хотя и не исследует жизнь по-сократовски. Пациент может знать, что у него есть нарциссическое расстройство, которое необходимо устранить различными способами, но при этом он не будет задумываться о природе человеческого состояния в целом или о том, почему с нарциссизмом следует бороться. Некоторые философы, которые придают большое значение человеческому Я, не считая это чем-то трансцендентным (например, Фридрих Ницше и Айн Рэнд), могут быть менее критичны к тому, что Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам  называет нарциссизмом – расстройством, от которого, к сожалению, страдают многие люди на высоких политических постах и артисты.

Это подталкивает нас к максиме Сократа, но не доводит дело до конца. В случае с врачебным осмотром, академическим экзаменом и психоанализом нас исследует кто-то другой. По мнению же Сократа, мы сами должны исследовать собственную жизнь – изучать установки, убеждения и поступки, которые делают нас теми, кто мы есть в мире объективных фактов и смысла. Никто не может сделать это за нас, но, по мнению Сократа, диалектика – лучшее средство для такого внутреннего анализа.

С Сократом, однако, связан один парадокс. В то время как Дельфийский оракул утверждал, что Сократ был мудрейшим человеком Афин, этот самый человек, искавший истину, утверждал, что ничего не знает. Его утверждение в какой-то мере созвучно словам апостола Павла: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» (1 Коринфянам 8:2). Однако Павел не отказывается от знания, а предостерегает от гордыни, которая запирает человека в темноте. Смирение Сократа отражало не крайнюю степень скептицизма, а стремлением к знаниям, которое закончилось лишь после его скоропостижной смерти. Сократ согласился бы с изречением Честертона из «Ортодоксии»: «Думать в одиночестве и гордыне – это путь к идиотизму» . Сократ был скромным мастером по разрушению ложных и неразумных убеждений, но делал он это не ради забавы. Он не думал в одиночестве или гордыне. Он искал нечто более прочное, чем мнение. Он искал сущности – справедливости, добра – а находил лишь невежество.

Эта неисследованная жизнь

Свою знаменитую фразу «Жизнь без такого исследования не стоит и называть жизнью» Сократ произнес на суде в Афинах, где его обвиняли в том, что он развращал молодежь своими философскими изысканиями. Его судебная речь – одна из самых известных в своем роде. Немногим философам – да и вообще кому-либо – выпадал шанс подвести итог всей жизни и отстоять правоту, заведомо находясь на краю гибели. Философы, как известно, часто попадают в неприятности, но редко принимают мученическую смерть или страдают физически. (Однажды я подслушал, как два философа, последователя учения Хайдеггера, сетовали на гонения со стороны представителей аналитической философии). Сократ был первым философом-мучеником. Но зачем потребовалось применять такие радикальные меры к скромному человеку, который жаждал знаний настолько, что был готов следовать за аргументами, куда бы они ни вели?

История эта, записанная в «Апологии» Платона, немного запутанная. Неустанные вопросы Сократа обо всем на свете – в том числе и о греческом пантеоне богов – не понравились афинскому обществу. Его приговорили к смерти за то, что он был атеистом и развращал молодежь гордых Афин. Сократ был атеистом в той же мере, что и первые христиане, которых тоже иногда называли атеистами. Они совершили одно и то же мыслепреступление: отрицали народные верования, не отрицая при этом идею высшего существа. И христиане, и Сократ считали это существо высшей инстанцией, которую нельзя было принудить или сбить с толку условностями. Конечно, Сократ жил до Христа и, вероятно, почти ничего не знал о Боге иудеев. Тем не менее, иногда он был охвачен духом (или даймоном), который говорил с ним. На этом процессе и в других случаях он говорил не о каком-то боге, а о единственном Боге, и о том, какое отношение это существо имеет к человеческой жизни. Однако афинский овод никогда не претендовал на роль пророка, не основывал религию и не писал священную книгу. Его философией были сама его жизнь и его смерть.

Сократ придерживался жизненных взглядов, которых мало кто придерживается сегодня. Он всегда был убежден, что ничто не может причинить вред хорошему человеку. Говоря иначе, Сократ утверждал, что лучше страдать от зла, чем причинять зло другим. Страдать за правое дело – благородно. Причинение вреда несправедливо, но, если страдалец ставит моральные принципы выше личной выгоды, он может непоколебимо сопротивляться злу. Это также дополняет убеждение Виктора Франкла, который незабываемо написал о своем опыте пребывания в нацистских концентрационных лагерях в книге «Человек в поисках смысла». Подвергаясь самым бесчеловечным пыткам, Франкл и некоторые из его товарищей по заключению пытались быть «достойными своих мучений» . Если человек достоин своих страданий, он сохраняет человеческое достоинство даже тогда, когда другие люди теряют его, творя зло в ответ.

Сократ, несмотря на наши весьма скудные знания о нем, не только один из самых узнаваемых философов и первый мученик философии, для многих он также является источником вдохновения. Философ Питер Крифт написал множество умных и часто нелицеприятных книг с диалогами, которые рассказывают о гипотетических встречах Сократа с разными людьми, например, «Сократ встречает Иисуса» или «Сократ встречает Декарта» . Когда я рассказывают студентам о Сократе, я пытаюсь представить им образец, героя философской трезвости и страсти. Как мы видели, история его жизни и смерти гораздо убедительнее историй других великих философов, таких как Иммануил Кант (1724–1804), который, несмотря на свой огромный вклад в философию, был чистой воды ученым, чья единственная драма происходила в аудитории. Что же тогда может сказать предложение «Жизнь без исследования не стоит и называть жизнью»?

Исследование нашей жизни

Во-первых, это утверждение – гипербола, провокационное завышение или преувеличение. Если воспринимать его буквально, то получается, что люди, не склонные к самоанализу, ведут никчемную жизнь. Это не так, поскольку мы все можем вспомнить добрых, умелых и любящих людей, чья жизнь имеет ценность, несмотря на отсутствие у них философских знаний или навыков или и того и другого. Когда я учился на философском факультете, моя парикмахерша спросила меня, что я изучаю. Когда я ответил, что философию, она спросила: «А что такое философия?» Мой ответ не был глубоким, но для нее он был в новинку. Было бы