Шрифт:
Закладка:
Более того, само понятие улучшения или прогресса (а не просто изменения качества) требует и предполагает наличие объективного стандарта, по которому можно измерить улучшение (или ухудшение). Если бейсбольный бэттер бьет.250 в 2013 году и.310 в 2014-м, он стал лучше, если исходить из наилучшего возможного среднего показателя 1.000. Существует объективный показатель, и он определяется не восприятием бьющего. Так же обстоит дело и в искусстве. Мало кто из знатоков джаза будет спорить с тем, что саксофонист Джон Колтрейн за время работы в квартете пианиста Телониуса Монка стал играть лучше, или что его игра получила дальнейшее развитие в «классическом квартете» Колтрейна (1961–1965) . Здесь оценка не количественная или статистическая, а качественная. Кто-то может возразить, что это чисто субъективное суждение (как, например, жарко или холодно), зависящая от слушателя. Тогда кто же должен судить? Ответ прост: тот, чей опыт, знания и мудрость заслуживают одобрения. Хотя многие пьют вино, экспертов-дегустаторов мало. Один мой студент настолько поднаторел в этом деле, что может сказать, из какой части страны привезено то или иное вино. Я не способен на это, потому что не обладаю столь высоким уровнем мастерства. Но я и не утверждаю, что мои суждения о вине так же экспертны, как и суждения Марка. А однажды мне было даже неловко, когда один из моих студентов сказал мне, что вино, которое мне нравится – Кенни Джи винного мира. Поклонники джаза поймут, что это не было комплиментом ни вину, ни моему вкусу .
Художественные предпочтения – тема довольно широкая и основательно рассмотреть ее здесь не представляется возможным; я даже не привел четких эстетических критериев . Но моя мысль заключается в том, что красоту определяет не только эксперт. Иначе нас преследовали бы только объективные критерии, которые не обращали бы внимания на простые предпочтения.
История, добро и зло
Но Протагора еще может спасти Геродот. В своей «Истории» античный историк отмечает, что Дарий, царь древней Персии (который был своего рода антропологом премодерна, поскольку изучал культурные различия), созвал нескольких греков и спросил их, что нужно сделать, чтобы съесть своих мертвых отцов. Грекам не требовалось времени на обдумывание этого предложения, поскольку ничто не могло подвигнуть их на столь одиозное осквернение отцовства. Они практиковали кремацию, которая, по их мнению, была лучшим способом почитания умерших. Тогда Дарий пригласил нескольких каллатиан (выходцев из Индии) и спросил их, что заставило бы их кремировать умерших отцов. Каллатиане были в таком же ужасе, как и греки, и попросили Дария не обсуждать подобные зверства.
Протагор рукоплескал бы этой истории, если бы мог ее услышать, ведь она предоставляла еще одно доказательство правоты его мировоззрения. Но не все достойно аплодисментов. Хотя греки и каллатиане следовали принципиально разным погребальным обрядам, в обеих культурах почитали умерших. То есть в обращении с трупами только определенные (а не все подряд) практики считались правильными и уместными, и эти практики не применялись в отношении живых. Другими словами, смерть была наделена уникальным смыслом, и поэтому требовала, чтобы живые относились к мертвым с ритуальным уважением. Таким образом, греки и каллатиане разделяли глубинный принцип, согласно которому к умершим нужно относиться с глубоким почтением. Они расходились во мнениях относительно практик, вытекающих из этого принципа. Таким образом, культурные различия ни в коем случае не противоречат существующему глубинному моральному согласию между культурами. К. С. Льюис в книге «Просто Христианство» говорит именно об этом:
Я знаю, некоторые думают, что у закона порядочного поведения, знакомого всем нам, нет твердого основания, потому что в разные века разные цивилизации по-своему смотрели на нравственность.
Это неверно. Различия были, но они всегда касались частностей. Если кто-нибудь возьмет на себя труд сравнить нравственные учения, господствовавшие, скажем, в Древнем Египте, Вавилоне, Индии, Китае, Греции и Риме, то его поразит, насколько эти учения похожи друг на друга и на наше, сегодняшнее понятие о нравственности .
Доводы против Протагора сводятся к следующему. Если мы хотим чему-то научиться, если мы хотим совершенствоваться как человеческие существа, если мы хотим осудить Тедов Банди этого мира, если мы хотим иметь хоть какой-то изысканный вкус, если мы хотим понять и уважать человечество, то мы должны отвергнуть идею о том, что «человек есть мера». Каждый человек действительно является мерой некоторых вещей. Иногда он дает вещам правильную оценку, а иногда – нет. И понимание этого помогает отличить одно от другого в этом мире и даже за его пределами.
Глава вторая
Сократ
Жизнь без исследования не стоит и называть жизнью.
Сократ, «Апологии Сократа»
Некоторые люди сверх меры болтливы, причем без видимых причин. Возможно, они нервничают, не знают, чем заняться, или ненавидят тишину. Или им нравится слушать себя, даже если другие не разделяют эту страсть. Некоторые просто не знают, что неясный ум и открытый рот – опасное сочетание. Другие говорят очень мало либо потому, что им нечего сказать, либо потому, что боятся, что их мнение проигнорируют, опровергнут или осудят. Полагаю, что большинство или, по крайней мере, многие люди находятся где-то посередине. Есть и профессиональные ораторы – политики, учителя и продавцы. Их заработок зависит от способности говорить нужные слова в нужном ключе в нужное время – независимо от того, насколько правдивы и разумны их речи. А есть еще Сократ (469–399 гг. до н. э.), который как собеседник не имеет себе равных. Он всегда ценил слова и никогда не тратил их попусту. Эти слова мы помним и продолжаем размышлять над ними даже
