Честертон как-то пошутил, сказав, что достойное слово не грех преувеличить. Это тоже преувеличение, но факт остается фактом. Говоря: «Жизнь без исследования не стоит и называть жизнью», Сократ перегибает палку, но только чтобы шокировать нас и, конечно, побудить к размышлениям. Некоторым, просто невдомек, что они живут без исследования жизни, потому что они никогда не занимались самоанализом. Сократ имеет в виду, что размышления о трудных вопросах наполняют жизнь смыслом. Это также означает, что жизнь, лишенная интеллектуальной страсти, беднеет, потому что потенциал получения знаний пресекается. Как такое может произойти?

В худшем случае человек может не только избегать сложных рассуждений о тяжелых вопросах, но и возненавидеть саму логику. Сократ предупреждал об этом в диалогах Платона «Федон», «Лахет» и «Государство». Если мизантропия – это ненависть к людям, то мизология – это ненависть к логосу, или разумному рассуждению и диалогу. Сократ считал это постыдным и враждебным для познания истины.

Мизология может возникнуть, когда люди неоднократно слышат рассуждения с обеих сторон и не могут определить победителя. Их реакция может быть такой: «Рассуждения ни к чему не приводят» или «Логику можно закрутить в крендельки». Вряд ли они скажут: «Я ненавижу логику», но подтекст ясен: если логика не может решить спорные вопросы, то какой в ней смысл? Или, как говорят некоторые: «Жизнь не поддается логике».

Сократовский ответ заключается в том, что логика – наш лучший инструмент, даже если ее результаты неясны или неопределенны. В конце концов, какова альтернатива? Разве отсутствие логики может привести к истине? И если кто-то считает, что «жизнь не поддается логике», то в чем состоит логическая основа этого утверждения? Нет, мудрее искать недостатки в себе, чем в самом рассуждении.

Как сказал Сократ в «Федоне»: «…Охраним же себя от этой опасности и не будем допускать мысли, будто в рассуждениях вообще нет ничего здравого, скорее будем считать, что это мы сами еще недостаточно здравы и надо мужественно искать полного здравомыслия» .

С ним согласился гораздо более книжный философ Иммануил Кант. Противоядием от интеллектуального недомыслия является не отказ от рассуждений (мизология), а, скорее, улучшение рассуждений, какими бы трудными ни были эти поиски. И это несмотря на то, что те, кто высоко ценит разум, иногда сожалеют о своих поисках, когда они, похоже, заканчиваются неудовлетворенностью .

Мизология возникает и в другом месте: в мистицизме. Этот неоднозначный термин может означать самые разные вещи, многие из которых являются мистическими. Одна из школ мистицизма, не встречающаяся ни в еврейской Библии, ни в Новом Завете, считает, что рациональный ум – прямая помеха просветлению, поскольку он суетится вокруг различий, определений, аргументов, контраргументов и прочей гнили . Эти махинации препятствуют осознанию единства реальности; поэтому их нужно убирать, как мусор на улице. В этом может помочь йога или другие виды медитации.

Один восточный гуру, творчество которого я когда-то изучал – но не у которого учился, – написал: «Разум всегда ошибается» . Он, очевидно, хотел, чтобы люди поверили в это, и, предположительно, использовал свой разум, чтобы найти концепции, сформировать их в предложение и написать или продиктовать это утверждение для книги. Затем люди должны были прочитать и воспринять это утверждение, как предполагается, своим разумом. К данному моменту бессвязность этого утверждения должна быть очевидна.

Те, кто обращаются к некоему единству или сущности, выходящей за рамки рациональных понятий и человеческого языка, жестко подавляют и заглушают себя. Они стремятся заставить себя замолчать. Такие иррационалисты не способны спорить; они могут только указывать на ничто или на Ничто.

Но не все мистики мистичны. Сократ утверждал, что слышит «бога», но то, что он слышал, не было иррациональным; встреча также не освобождала его от строгости построения аргументов и контраргументов. Это был рациональный мистицизм, который Сократ не считал оксюмороном. Не считал его таковым и Блез Паскаль, с которым мы познакомимся в шестой главе.

Еще одно препятствие на пути к исследованной жизни – акедия. Этот изящный латинский термин обозначает нежелание стремиться к достойным целям – в данном случае интеллектуальным – из-за необходимости прилагать усилия. Буквально это означает «беззаботность». Акедия – это не неспособность. Мы вряд ли ожидаем, что десятилетний ребенок освоит эпистемологию Канта, хотя недавно я учил десятилетнего ребенка концепции дизъюнктивного силлогизма. Акедия отказывается от добра из-за лени. В каком-то смысле это слабость воли: человек знает, что такое добро, знает, что нужно сделать, чтобы добиться его, и (выражаясь современным языком) говорит: «Мне все равно». Много лет назад я случайно наткнулся на рекламу на MTV. (Прошу прощения.) Молодой человек пытался читать книгу, но, судя по выражению его лица, без особого успеха. Тогда он использовал пульт дистанционного управления, чтобы включить MTV. Это решило все проблемы. Вскоре выражение его лица сменилось на довольное.

Акедия – умное чудовище. Она не обязательно проявляется в каком-то одном виде действия или бездействия и может нанести удар с разных сторон. В книге «Акедия и я» Кэтлин Норрис рассказывает, что в юности ее увлечение романами было вызвано акедией. Она активно увлекалась литературой (не только дешевыми триллерами или романами), но при этом избегала тех вопросов, которые, как она знала, были самыми важными .

Отцы-пустынники (раннехристианские монахи), опираясь на Псалом 91:6, говорили об акедии как о «полуденном бесе», что понятно, если учитывать их строгий распорядок дня, состоящий из уединения, молитвы и чтения. Они старались защитить себя от «заразы, опустошающей в полдень». Другие грехи, такие как гнев, обжорство и скупость, быстро выявляются, и их следует избегать, но, как писал в IV веке богослов Евагрий Понтийский: «Бес уныния, который также называется «полуденным», – тяжелее всех» .

Если человек поддается акедии, у него нет мотивации бороться с пороками, которые мешают нашему познанию; нет стимула додумывать вещи до конца. Другими словами, акедия в применении к интеллекту отказывается от дисциплины, когда та предъявляет к нам слишком высокие требования. Лениться проще, легче, более преемлемо – и, наверно, веселее.

Учитывая плотность и специализированную лексику многих философских произведений, студентам, изучающим философию, приходится часто бороться с акедией. Я предупреждаю своих студентов, начинающих изучать философию, что они должны подготовиться к медленному чтению, а затем к медленному перечитыванию прочитанного. (Джеймс Сайр написал замечательную книгу, противоречащую общему тренду, под названием «Как читать медленно») . Я часто убеждаю их: «Философию невозможно изучать в многозадачном режиме. Включите режим монозадачности».

Акедия встречается и в устной речи. Прерванные фразы стали нормой даже для профессиональных ораторов, выступающих по радио и с трибуны. Это может