— Ну… — Лев растерялся, он и сам не помнил. — Давай вскроем, посмотрим.

«Молодец! Сейчас ты тоже пойдешь гулять от этой барной стойки куда подальше!».

Пока юноша недоуменно молчал, обдумывая эту дурацкую шутку, бармен подсунул Льву коктейль. Он взял стакан в руки и, чтобы заглушить чем-то эту неловкую паузу, хотел прильнуть к нему губами, но Карина (Карина, блин!) влезла между ним и парнем со своим: «Извините, пожалуйста, это моё!», выдернула стакан у Льва из рук и, огрев его злющим взглядом, ушла. Неловкость сгустилась до удушающей.

Парень, с улыбкой, которую было трудно однозначно расценить, несколько ошарашенно водил глазами, и Лев понял, что ему ничего не остаётся, как принять своё поражение:

- Извини, - проговорил он. – У меня странный юмор. И странные друзья.

Он хотел было слезть со стула, но художник остановил его:

- Уже уходишь?

Лев растерялся:

- Нет, я просто… подумал… что тебе…

- Смешная шутка. Мне понравилась.

Он улыбнулся, проявляя ямочку на одной, правой щеке, и Лев окончательно расплылся: ямочка – это контрольный выстрел.

Стараясь не выдавать себя, он непринужденно ответил:

- Блин, ну, я не могу шутить на заказ. Придётся тебе ловить момент.

Юноша опустил глаза, и Лев заметил, какие длинные у него ресницы. Парень смотрел на свои пальцы, вертящие карандаш, и Лев тоже на них посмотрел. Посмотрел и понял: надо уходить. Слишком тут темно и жарко для того, чтобы целомудренно любоваться красивыми пальцами.

- Давай свалим отсюда? – предложил Лев.

Юноша с опаской глянул на него.

- Если ты меня на что-то развести пытаешься, то не получится.

Лев внутренне возмутился: он-то как раз пытался удержать себя от этого решения, поэтому и предлагал уйти в нейтральное место.

- Не пытаюсь, - мрачно заверил Лев. – Ты не в моём вкусе.

В глазах юноши мелькнула обида, и Лев тут же почувствовал себя неправым. На лице – невыразительная мина, а в голове: «Ты похож на ангела, на бога, ты совершенство, я не знаю никого красивее тебя, пожалуйста, не обижайся». Вслух он, конечно, этого не сказал.

- Могу я тогда пойти познакомиться с тем блондином за твоей спиной?

- Нет.

Лев даже не обернулся: какая разница, что там за блондин? Но голова при этом лихорадочно соображала: «Так, блондин, блондин… Значит, ему нравятся блондины? Значит, у меня есть шанс?»

- А на каком основании ты мне запрещаешь? – хмыкнул парень.

- На том основании, что ты спросил разрешения.

Юноша, снова показав ямочку на щеке, издал смешок, захлопнул блокнот и сказал:

- Ладно, пойдём.

.

Они гуляли до позднего вечера, пока парень не признался, что ему семнадцать, что в клуб его провела сестра, а вообще ему нельзя так долго гулять, и мама, наверное, его убьёт. Лев сначала растерялся от этого признания, но потом напомнил сам себе, что, вообще-то, это неважно: он ведь ничего от него не хочет. Он больше не заводит отношений и не занимается сексом. Теперь в его жизни только учеба, спорт и чтение. Артур с насмешкой называл его шаолиньским монахом, но Лев в тайне даже гордился этим прозвищем.

Поэтому он проводил юношу до дома, они обменялись рукопожатиями и разошлись.

Слава. Его звали Слава. Засыпая, Лев мысленно повторил это имя столько раз, что в какой-то момент оно распалось на непонятные слоги и стало казаться бредом.

славаславаславаславаславаслава…

Он обнимал подушку, а чувствовал его. Наконец-то у него появились имя, лицо, запах.

Он ворочался до самого утра, вдыхая аромат стирального порошка от наволочки, а сам представлял, что дышит ландышами, лесными травами, яблоком и инжиром. Дышит им. От него был запах жаркого июля – леса и фруктов.

«Что за глупость, - думал Лев. – Всего лишь какой-то пацан, а внутри меня всё развалилось»

Он хотел его: в свою жизнь, в свою семью, в свою кровать. Он больше не хотел быть шаолиньским монахом.

И в то же время, ему было жалко Славу до слёз: такой трогательный мальчик с ямочкой на щеке и даже не знает, с каким чудовищем сегодня познакомился.

Лев и Слава [48-49]

Ему семнадцать. Он учится в художественном колледже. Он пришел в клуб со старшей сестрой. Он ненавидит сериал «Близкие друзья» (и из-за него же – все гей-клубы). Но в конце прогулки он сказал, что готов передумать. Он красивый. Самый красивый. И у него ямочка на щеке, вот здесь. А на второй – нет. И подвеска на шее в виде молнии. Он сказал, что она – «просто так». Он купил её в переходе метро. У него была дырка на джинсах на правой коленке. Он сказал, что покупает нормальные джинсы, а когда они ему надоедают, сам их распарывает. И тогда они как будто бы другие – новые. И… и…

- Про ямочку я говорил? – уточнил Лев.

- Да. Три раза, - устало ответила Карина. – Вот здесь есть, - она указала на свою правую щеку. – А вот здесь нет, - теперь на левую.

Был вечер следующего дня, они уже больше трёх часов провели на кухне, а Лев всё говорил, говорил и говорил. И даже когда рассказал всё, вообще всё, что успел узнать сам, начал повторять информацию по второму и третьему кругу.

- Короче, ты взял его номер? – перебила Карина эти излияния.

- Да. А он взял мой.

- И когда ты ему позвонишь?

- Никогда.

Карина, едва поднеся кружку с чаем к губам, со звонким стуком отпустила её обратно на стол. Спросила, не скрывая негодования:

- Это ещё почему?

- Мы друг другу не соответствуем, - ответил Лев.

- В смысле?

- Ну, он… нормальный. Такой положительный мальчик, у которого всё хорошо, сестра водит его в гей-клубы, а дома к десяти ждёт мама, и самое страшное – это получить взбучку за позднее возвращение. А я в шестнадцать сбежал из дома и с тех пор не видел ни сестру, ни маму.

Когда он только вернулся в Новосибирск, он связался с Пелагеей старым методом: звонил домой до тех пор, пока трубку не взяла сестра. Коротко объяснив, что вернулся в Россию, он попросил её завести почтовый ящик и держать связь таким образом. С тех пор они, в основном, переписывались и время от времени созванивались: он вздрагивал, не узнавая её голос – так быстро её детские, чуть капризные интонации приобретали взрослое