Потом, в самолёте, он снова пил – красное вино, которое подавали стюардессы. За эти дни он высчитал дозу, на которой чувствует себя достаточно равнодушным ко всему, но не настолько сильно, чтобы затевать драки или кричать – и старался держаться на ней. При такой степени опьянения он мог даже неплохо соображать и разговаривать, не выдавая себя ничем (кроме запаха).

В аэропорту его встретили Карина и Артур – он несколько удивился этому тандему. Едва он вышел в общую зону, как Карина охнула: «Господи, Лев» и кинулась ему на шею. По этому тревожному вздоху он догадался, что стал выглядеть хуже.

Она взяла его лицо в ладони и, оглядев, сказала:

- Ты такой помятый, - Лев не понял, это про лицо или про одежду – хотя, наверное, про всё сразу. – Ты опять пил?

Он не стал отпираться:

- Пил.

- Лев… - она, держа брови домиком, сочувственно погладила его по щеке большим пальцем.

Позади неё неловко мялся Артур, Карина, оглянувшись, отошла в сторону, и парни обменялись рукопожатиями.

Артур сразу перешел к делу:

- Я выяснил по твоему вопросу. Они предлагают восстановиться со следующего года. В этом ты пропустил уже два месяца.

- Дерьмово, - прошипел Лев. – Мне нужна общага.

- Глупости, у меня поживёшь, – сказала Карина. – В общаге в два раза больше шансов спиться.

Артур выразительно выдохнул со звуком: «Ту-ту-ту-ту», опустил руки в карманы брюк, покачался на носках и сказал:

- Всё-таки, я думаю, что это было поспешное решение.

Карина зыркнула на него:

- Нормальное решение! Ему нельзя оставаться одному.

На такси поехали втроём – дом Карины находился в нескольких километрах по прямой от дома Артура. Пока ждали машину – специально вызвали из автомата, чтобы не платить втридорога бомбилам – Лев расспрашивал, как они познакомились. Но, оказалось, что как такового знакомства не было – они пересеклись уже в аэропорту, Карина заметила, что Артур высматривает на табло тот же самый рейс, и решила уточнить, не ждёт ли он некого Льва, «потому что он выглядел как человек, который может тебя ждать».

- Это как? – уточнил Артур, слушая эту историю.

- Вот так, как ты, - коротко ответила Карина.

Честно говоря, она так на него смотрела (ну, будто бы взглядом говорила: «Ты чё, ебанулся?» почти на каждую его реплику) и отвечала через губу, словно они не только что познакомились, а сорок лет в браке прожили и успели друг другу осточертеть до боли в печенках.

Артур первым высадился из такси и, когда поездка продолжилась, Лев уточнил у Карины:

- Почему ты с ним так разговариваешь?

- Не знаю, – Карина дернула плечом. – Он меня напрягает.

- Чем?

- Не знаю, – повторила она. – Это просто ощущение.

- А от меня у тебя какое ощущение?

Карина очень серьёзно на него посмотрела и сказала без тени улыбки:

- Как от мальчика, который сломал все игрушки в детском саду, а потом долго плакал в углу.

Он снова не понял метафоры.

- Это что-то про глупость?

- Остановите здесь, - попросила она, и машина, качнувшись, остановилась возле въезда во двор.

Лев зябко поежился, выбираясь из такси. В конце октября, как правило, выпадал снег – обычное дело для Новосибирска, но Лев был одет по-калифорнийски: в тряпичные кеды, тонкие джинсы и легкую куртку, накинутую на толстовку. Он глянул на Карину в дутом светло-розовом пуховике и ему стало ещё холоднее. Но всё равно это было приятно – вернуться домой.

Оказавшись в чужой трехкомнатной квартире, на втором этаже неприметной хрущевки, в тихом районе промозглого сибирского города, он впервые подумал: «Я дома». И тут же почувствовал себя варваром: имеет ли он право думать так о месте, в котором у него нет ничего своего? Но Карина сказала ему: «Проходи в свою комнату», и он подумал: «Может, что-то своё у меня всё-таки есть».

Она прошла туда вместе с ним и проследила, как он поставил чемодан на пол, будто боялась, что он сделает это неправильно. Лев понял, что она не просто так это делает, что она собирается ему что-то сказать, просто пока не может придумать – как.

- Лев, - очень мягко сказала она. – Ты хочешь от этого избавиться?

- От чего? – спросил он, хотя догадался, про что она.

- От этого, - она непонятно кивнула на него. – Хочешь всё наладить? Перестать пить?

- Да, - честно сказал он.

- Тогда я помогу тебе. Я буду рядом. Но если ты начнёшь пить здесь или, неважно, пить в другом месте и приходить сюда пьяным, я дам тебе неделю, чтобы ты нашёл себе другое жилье.

Ему стало дурно от нахлынувшего чувства стыда: просто кошмар, какие разговоры ей приходится с ним вести. И самое жуткое, что это абсолютно оправданные разговоры. Он вдруг увидел себя её глазами: какой он сейчас, наверное, жалкий, опустившийся, как те люди на улицах Сан-Франциско, от которых он брезгливо отворачивался, а теперь сам – точно такой же, с той лишь разницей, что ему повезло: у него есть друзья, которые не дадут ему замерзнуть в переходе метро. Этот город, из которого он так глупо сбежал за мнимой любовью подарил ему друзей, которых он не заслуживал.

Он кивнул. Он пообещал ей, что не будет пить.

Так началась новая страница. Лев часто представлял свою жизнь, как блокнот со стихами, из которого кто-то вырывает листы: Санкт-Петербург – первые шестнадцать страниц – вырываем; Сан-Франциско – вырываем; Лос-Анджелес, Риверсайд, Кастл-парк – вырываем. Вот что он хотел сделать по привычке со своими воспоминаниями об Америке: смять и выбросить. Но… Он уже делал так раньше и к чему это привело? Может быть, нужно по-другому научиться обращаться со своим прошлым?

Тогда он представил, как разглаживает смятые листы и бережно вклеивает на место. Потом переворачивает страницу.

Через несколько дней написала Катя. Она сказала, что Лев ужасно поступил и она не может определиться со своим новым отношением к нему, но она помнит Лёву, которым он был, и помнит, что никогда не считала этого Лёву опасным, и, если ему, Льву, нужно помочь вернуться к самому себе, она согласна быть рядом. Сообщение заканчивалось словами: «Тебе нужно привести свою жизнь в порядок, Лев».

Все ему