- Ты же сказал, что не русский, - припомнил Лев.

- А я ничего и не понял.

Потом Володя спросил, может ли Лев сочинить стих на английском, и он сочинил – про Африку.

- …there are many monkeys and reptiles, and my parents eats crocodiles, - продекларировал он последнюю строфу.

Он напутал с временами, но ему так нужно было: для рифмы и ритма. И ещё получилось, что родители съели крокодила, а не крокодил – родителей, но так тоже вполне логично, рассудил он.

Потом они спали прямо на улице: Лев на скамейке, а Володя под скамейкой (потому что он гостеприимный) – и в таком виде их среди ночи нашёл Власовский. Лев проснулся от того, как кто-то трясёт его за плечо, а когда открыл глаза, увидел Якова. Тот цыкнул: - Чёрт, я надеялся, что мне показалось.

Сонно потерев глаза, он спросил:

- А что, тебе уже пора на работу?

- Чего? – не понял Яков. – А, нет… Я в клуб шёл.

Лев, потянувшись, принял сидячее положение, и Яков посмотрел ему в глаза. Спросил:

- Сколько ты выпил?

- Я не помню.

- Я поймаю тебе такси.

Путь от скамейки до жёлтого автомобиля с шашечками дался не просто: стоило Льву подняться, как земля накренилась в бок, и он начал падать. Шатаясь, он выронил бутылку бурбона, которую прижимал внутренней стороной джинсовки к телу (и сам уже забыл об этом), и та покатилась по асфальту в сторону Володи. Яков перехватил её и выкинул в мусорное ведро, хотя на донышке ещё оставалось. Лев даже метнулся к ней («Я допью!»), но от резкого движения начал падать. Тогда за бутылкой в мусорку полез Володя.

Яков, подхватив Льва, помог ему сесть в машину. Он негромко спросил:

- Ты выпил всю бутылку один?

- Да. И ещё половину до этого, - начал вспоминать Лев. – И водку немного.

Яков, задумавшись, обернулся назад, и Лев проследил, куда тот смотрит: на парня. На парня из клуба. С которым у них была драка, и он попросил номер Якова, чтобы не вызывать полицию, а Яков дал свой номер и пообещал Льву, что не возьмёт трубку, если тот будет звонить, но, получается, взял…

Власовский велел таксисту подождать, вернулся к парню, с виноватым видом принялся что-то объяснять, кивая на Льва, а затем вернулся к машине. Подвинув Льва, сел рядом.

- Я с тобой доеду.

Стоило машине тронуться, как Лев снова уснул, привалившись к плечу Власовского, и открыл глаза только при подъезде к кампусу, когда Яков начал тормошить его: на этот раз, чтобы тот вылез из машины. Выбираясь, он споткнулся о порожик и снова упал, саднив ладони. Яков помог ему подняться, и Лев, оказавшись на ногах, метнулся обратно к отъезжающему такси.

- Я забыл заплатить!

- Я заплатил, – удержал его Яков. – Пойдём.

На охранном посту возникла заминка: Власовского, как постороннего, не хотели пропускать в кампус посреди ночи, но, когда Лев пять раз подряд съехал со стойки на пол (и Яков пять раз подряд снова пытался примостить его обратно), охранник сжалился и разрешил пройти.

На втором этаже Яков сразу завернул Льва в душевую:

- Воду включишь похолоднее, - сказал он.

Льву казалось, что Яков разговаривает с ним на каком-то другом языке, и понимал его больше по жестам, чем по фразам: машет рукой на себя – значит, нужно вылезти из машины, тянет за собой – нужно идти, показал на душ – нужно сесть на пол душевой кабины прямо в одежде. Так Лев и сделал. Отсутствие какой бы то ни было логики в этом действии его не смутило. Он ещё подумал: «Хорошо, что очереди нет, можно посидеть спокойно».

Яков, отвлекшийся на мытьё рук, снова заглянул в комнату с душевой.

- Лев, - устало произнёс он. – Душ. Принять. Раздеться. Воду включить. Ты понимаешь меня?

Лев понял его: протянул руку к крану с синим указателем и повернул. Из лейки брызнула ледяная вода, прямо в лицо, и Лев почувствовал, как начало сводить виски. В голове прояснилось: вспомнив, что в джинсовой куртке лежит бумажник с Юриной фотографией, он моментально скинул её с себя и отбросил в сторону, пока та не намокла. Убрав волосы со лба, он подставил лицо под струи воды, ощущая, как мир становится чётче, яснее.

- Остальную одежду тоже лучше снять, - подсказал Яков.

Когда Лев не отреагировал на этот совет, Власовский прошёл к душевой и принялся помогать: расстегнул на Льве рубашку, стянул её с плеч и скинул на пол, потом начал возиться с ремнем на джинсах. Лев, наблюдая, как длинные пальцы Якова отодвигают язычок на пряжке, тянут задвижку в сторону, почувствовал, что начинает возбуждаться: вся эта атмосфера, этот душ, как он его раздевает, всё сыграло злую шутку с его воображением: вот бы притянуть его к себе, под душ, чтобы он тоже намок, чтобы видеть, как через мокрую рубашку проглядываются мускулы на его груди.

Яков, заметив напряжение под своими пальцами, отпустил застежку на джинсах и сделал шаг назад от Льва. Растерянно посмотрел на него:

- Я… Я просто тебе помогал. Я сейчас уйду.

- Не уходи, - шепотом попросил Лев.

Но Яков отшатнулся от него, будто хотел побежать, и тогда Лев, резко подавшись вперед, схватил его за руку выше локтя и вернул на место – туда, где он и стоял до этого.

- Не уходи, - уже не попросил, а приказал он.

- Лев, я не хочу.

- Хочешь.

Он подтащил Якова за обе руки к себе, вынуждая того переступить порог душевой, и они оба оказались под струями ледяной воды. Вид намокающей ткани на вздымающейся груди разгонял желание до предела, делая зрение туннельным: Лев видел только его мокрое, испуганное лицо, и принимал испуг за лживую скромность.

Конечно, Яков тоже этого хотел – Лев не сомневался. Зачем тогда снимал с него одежду? Зачем вообще стоял в этой душевой, дожидаясь момента, когда тот окажется голым? В этом же весь Яков: он никогда не умел быть верным в отношениях. Вот и его нового парня постигла такая же учесть, только теперь Лев был тем, кого Яков в тайне желал заполучить.

- Ты же этого хочешь, - говорил Лев, одной рукой прижимая Якова к прозрачной стенке кабины, а второй снимая с него джинсы вместе с трусами.

- Не хочу!

Яков вырывался (а