Шрифт:
Закладка:
В рабочих бараках на грязных истертых матрасах забылись тревожным сном и ее подруги, прижавшиеся одна к другой. Но сейчас Ревекка забыла о них: чистое одеяло и шелковая рубашка напрочь вытеснили из головы все иное.
* * *
Горы одежды высились чуть не до потолка. Ревекка пораженно разглядывала их: никогда она не видела столько вещей, даже в той жизни, которой более не существовало. В лучшем ателье или магазине готового платья не было столько одежды, сколько было свалено в этом бараке. Вся эта масса уже была рассортирована.
– Нам повезло, тут у нас ходовое шмотье: белье, свитера, куртки, вот, гляди, шапки, плащи, рукавицы. Полезного добра навалом. В следующих двух бараках чемоданы, сумки, мешки, рюкзаки – ничего интересного для организации. А вот дальше снова польза – обувка. Там прямо под навесом чего только нет: сапоги, ботинки, туфли, сандалии. Есть кожаные, замшевые, тряпочные, на любую ножку и вкус, – рассказывала Ядя. – Еще дальше – снова бестолковый сектор…
– Сама ты бестолковая, – без злобы произнесла Ирена.
Ядя усмехнулась и подмигнула:
– Ну, для ученых дам – самый что ни на есть полезный! Там книги, журналы разные, учебники бывают, молитвенники, энциклопедии – представляешь, и такое везут с собой… И коляски там же, велосипеды, игрушки, куклы, конструкторы, детское, в общем.
Они подошли к ближайшей куче сваленной одежды.
– Вначале быстро сортируем, потом тщательно перебираем. Необходимо проверить каждый карман, каждую складку, каждый шовчик.
– Для чего?
– Глупая ты, думаешь, их тряпье интересует? Нас тут собрали, чтобы мы искали клады в этих кучах. Знаешь, сколько мы выуживаем валюты и драгоценностей? У-у-у, – протянула Ядя, – не счесть. И в подошвах ботинок, и в каблуках туфель, и в воротники и подклады зашивают.
Ирена кивнула:
– Я как-то в шиньоне браслет находила. Корсет еще был с кольцами, внутри пришитыми. А у Софы однажды случай был…
– Ой, точно! – перебила неугомонная Ядя. – Разбирала Соня тюк какой-то актрисы, а там платья театральные. Красивущие: яркие, разукрашенные кружевами, а по груди расшитые бисером и цветными стекляшками. Ну мы, пока Манци – это капо наша – не видела, в те платья принарядились на минуточку!
Ядя и Ирена упоенно захихикали, глядя друг на друга.
– Главное-то расскажи, раз подрядилась, – напомнила Ирена.
Ядя всплеснула руками:
– Верно! Погарцевали мы в тех платьях минуточку, скинули. Софа швы проверила и скинула в общую кучу. Но потом сомнение начало ее есть. Раз подошла она к тем платьям, второй, потом все-таки вытащила их и оторвала одну стекляшку с лифа. Подошла к окну, посмотрела ее на свет и провела по стеклу – а на стекле остался порез! Бриллианты это были, можешь себе представить? Вот так! Спрятала прям на виду! – Лицо Яди и само сияло как бриллиант. – Умно ведь, скажи? Кто ж поверит, что бриллианты на самое открытое место приладят!
Ревекка кивнула, зачарованно слушая рассказ про платья, бриллианты и неведомую актрису, когда-то блиставшую в этих платьях на сцене. Интересно, жива ли? Отправили ее в газ или на работы? Доведется ей еще когда-нибудь хоть раз выйти на сцену?
Ядя между тем продолжала рассказывать о работе, которой отныне предстояло заниматься и Ревекке.
– Все, что находишь ценного, кидаешь туда, – она указала на сундук, стоявший посредине барака, – вечером идет подсчет. В первое время ценности утаивать не смей, нет у тебя еще сноровки. Пока тебе по зубам рубашки, свитера да носки. На это капо смотрят сквозь пальцы. В их же интересах, чтоб мы не мерзли и были здоровыми. Тут, сама понимаешь, работа не ради работы, тут выработка важна.
– Один день простоя – и треснут эти бараки к чертовой бабушке, – подтвердила Ирена.
С любопытством озираясь, Ревекка впитывала каждое слово. Остальные девушки уже сняли свои полосатые платья и натягивали рабочие комбинезоны. Ревекка с опаской смотрела, как некоторые вытаскивали из кучи отобранной одежды блузки, свитера и чулки и без страха запихивали все это под комбинезоны.
Весь день Ревекка усиленно работала, не разгибая спины. Пальцы ее быстро прощупывали каждый шов, каждый карман и каждый воротник. Проверив очередную вещь, она аккуратно складывала ее и убирала в сторону, затем на нее клала следующую. Гора проверенной одежды рядом с ней быстро высилась. Несколько раз в барак заглядывала капо Манци. Незаметно подкравшись к новенькой, она тихо наблюдала за ней, но, убедившись, что та работает быстро и добросовестно, с одобрением кивала и выходила. А Ревекке даже в голову не приходило, что капо стояла в нескольких метрах от нее: она привыкла, что в ее прошлой рабочей команде любое появление капо сопровождалось раздачей ударов направо и налево, стонами боли, слезами и криками. Довольна была капо и тем, что за всю смену новенькая ни разу не отлучилась в туалет и не подошла к ведру с чашкой, чтобы напиться. Лишь несколько раз Ревекка прерывалась и замирала на мгновение, уставившись куда-то вверх.
– Что там? – Ядя проследила за ее взглядом, пытаясь разглядеть, что могло заинтересовать на потолке.
Ревекка посмотрела на Ядю и улыбнулась.
– Крыша, – просто ответила она.
– И что? – не поняла Ядя.
Но Ревекка лишь еще раз улыбнулась. Ядя пожала плечами, встала и в очередной раз пошла за водой, потягиваясь на ходу и разминая затекшую спину.
Каждую минуту Ревекка ждала, что за ней придут и отправят обратно в прежнюю рабочую команду. Но время шло, а никто за ней не приходил.
Вечером в жилом бараке начался обмен. Девушки, работавшие на вещевом складе, обменивали одежду на еду, организованную работницами съестного барака, в который стаскивалась вся снедь прибывавших в лагерь.
– Ну, что унесла с собой? – поинтересовалась Ядя, только что обменявшая яркую голубую кофточку из тонкой нежной шерсти на кольцо краковской колбасы и банку рыбных консервов.
Ревекка с трудом отвела взгляд от харчей.
– Ничего. – И она виновато улыбнулась. – Может, завтра попробую…
Она не стала объяснять, что страх быть пойманной на воровстве и быть возвращенной обратно в свой старый барак оказался вдруг сильнее всего на свете, даже сильнее голода.
– Эх ты, до завтра ведь дожить надо, – усмехнулась Ядя, – а есть сегодня хочется. Пойдем.
И она увлекла Ревекку к своей койке. Впихнув Ревекке в руки колбасу и консервы, она нырнула в какой-то темный угол и вернулась уже с несколькими кусками белого хлеба.
– Это я вчера припасла, – пояснила она. – Ну, чего смотришь, налетай!
Ревекка смотрела на колбасу, которую держала в руках. Запах от нее шел такой, что у нее закружилась голова. Она поднесла кольцо к самому носу и вдохнула полной грудью. Ядя едва успела подхватить начавшую оседать девушку.
– Ты чего? – испуганно спросила она, бросив хлеб прямо на одеяло.
– Все хорошо, – тихо проговорила Ревекка. – Все хорошо, Ядя, я просто…
Ядя кивнула, улыбка сошла с ее лица.
– Ты меня извини, – так же тихо произнесла она, – нашла на меня дурость. Как будто сама не была в том аду на прокисшей брюкве… Попривыкнуть надо. Хочешь, я выменяю краковскую на простой хлеб с маргарином? Тоже вкусно будет, и желудком маяться не будешь с непривычки.
– Нет-нет, – Ревекка спешно положила руку на плечо Яди.
Ядя разломила колбасу, положила большой кусок на хлеб и протянула Ревекке.
Ревекка молча ела белый хлеб с краковской колбасой.
Этой ночью Ревекка уснула быстрее. Тело уже не удивлялось условиям, в которых оказалось, но наслаждалось. Все было прекрасно: и подушка, и мягкое одеяло, и рубашка, и колбасное послевкусие во рту… Лишь запах дыма все портил. Дым из трубы крематория по-прежнему стелился над лагерем, плотной ватой окутывая все пространство. Ничего не видно, он лезет в горло, застилает глаза, становится все плотнее, его уже можно нащупать руками, он осязаем,
