этот… Орхан здесь откуда? Он должен был подписать сделку и остаться в своём доме, – выдал всё что помнил Джонотан и зачем-то потянулся к кинжалу, который был спрятан в голенище сапога по привычке теневых стражей.

Кинжала не было.

Вилли хмыкнул, уселся на край низкой бочки, стоящей на палубе, и упёрся ладонью в колено. Теперь все собравшиеся уставились на него, а он пожал плечами и продолжил рассказ, покрутив во влажном жарком воздухе своей трубкой:

– Как-то так вышло, мой мальчик, что госпожа Элен вцепилась в нашего распрекрасного бородача и завопила, что мы его убили, что ему нужна помощь. Я пытался, знаешь ли, её отговорить, но времени не было, пришлось прихватить бедолагу. Кстати, идея была неплохая – никто из его верных псов не посмел нас тронуть, заметив у горла хозяина лезвие моего меча. Ну-с, как-то вот так…

Орхан слушал внимательно, впившись взглядом в лицо Вильхельма и опасаясь упустить слово на чужом языке. И при речи о лезвии меча схватился ладонью за горло, проверяя, осталось ли оно целым или он уже истекает кровью. А в таком-то состоянии немудрено и это не заметить.

– Мы отправились следом за вами, – торопливо продолжила Элен, цепляясь пальцами за ту же бочку, на которой сидел пират. Выглядело так, будто они теперь в одной банде. – Когда на нас попытались напасть, вы не только швырнули кинжал в одного из них, но и сцепились в бою, наверное, с десятком этих… в белом.

– И что, я их… – Джонотан посмотрел на свои руки, не помня ни мгновения из всех этих бурных событий. – Убил?

– Лучше бы убили! Потому что, придя в себя после вашей магии (а надолго её не хватило), вся эта свора бросилась за нами! Вы разнесли рынок! И напугали людей!

– Достопочтенная кирия, – вмешался Вильхельм, – не сгущайте так краски. Мы просто уходили от погони! Обычное дело.

Элен сердито зыркнула на Вильхельма и повернулась к ди Эмери:

– А вы, кириос! – она впихнула ему в руки флягу с водой, к которой тот жадно приложился. – Заявили, что раз «дочь моя должна подписать соглашение с Орханом, мы его так просто не оставим, он – наш! По бумагам!».

Элен так похоже передразнила приказной тон ди Эмери, что Джонотан расхохотался бы, если бы голова не раскалывалась так сильно.

Он наш! Ну, прекрасно! И что теперь прикажете делать с богатейшим восточным господином, за которым наверняка снарядят целую армию? Вот что-что, а с похищением знатных персон Джонотан ди Арс прежде дела не имел и сейчас мучительно размышлял, потянет это на однократное нарушение закона или связь с Вильхельмом, мать его, ди Мореном, пиратом и негодяем, уже достаточный повод счесть и его таким же пиратом?

– Вы издеваетесь. Издеваетесь, да? Да я… – начал было Орхан, но язык у него и без того заплетался, и слова на энарийском, похоже, складывались с трудом. – Требую вернуть меня!

– А с этим у нас небольшая проблема, – Вильхельм указал на повисшие паруса. – Когда мы покидали порт Шарракума, то словили такой попутный ветер, что м-м-м, «Госпожу Дикарку» унесло слишком далеко от берегов Ануара. А теперь, как видите, полный штиль. Кажется, ваши боги не пожелали вас далеко отпускать.

– Где мы вообще? – жажда была столь сильна, что Джонотан даже сумел подняться и отобрать флягу у ди Эмери.

После первого глотка ему стало немного лучше, и он подошёл к борту. Вокруг идеальной гладью поблёскивало море. Ни суши, даже на горизонте, ни волн, ни ветерка. Кажется, они действительно встряли.

Джонотан плеснул оставшуюся воду в лицо и, проигнорировав сердитый оклик Элен, вниманием которой стремились завладеть жаждущие подробностей Орхан и ди Эмери, ускользнул к каютам.

В узком коридоре было душно, смолянисто пахло деревом обшивки. А ещё здесь не палило нещадно злое ануарское солнце и было тихо: с палубы едва доносились голоса их странной компании и команды корабля.

Он толкнул дверь и остановился на пороге, с тихим восхищением глядя на представшую глазам картину.

Мягкий полумрак каюты разрезал солнечный свет, проникающий через приоткрытое окно. Агата безмятежно спала, не замечая лучей, ложащихся на её щёки. Она разметалась от жары, тонкое одеяло упало на пол, а совершенно целомудренная сорочка задралась, обнажая закинутые на подушку ноги. Тонкая рука свесилась с узкой койки, вторая лежала под головой, пальцы запутались в беспорядочно рассыпавшихся каштановых кудрях.

Джонотан тихо приблизился, не желая тревожить её спокойный сон, и осторожно присел на край койки. Агата заворочалась, что-то бормоча.

– Джонни… – её веки дрогнули, губы изогнулись в лёгкой улыбке, но по ровному дыханию он понял, что Агата всё ещё спит. И, кажется, ей снятся хорошие сны.

– Пожалуйста, Джонни, – прошептала она, приподнимая брови, отчего её лицо стало совсем беззащитным.

И Джонотан сдался. Он был мокрым после «душа» от Элен, и дурман, возможно, не до конца ещё выветрился из его головы, но было выше его сил не склониться, не отвести упавшую на щёку прядь волос. Едва прикасаясь, он погладил костяшками пальцев её заалевшую ото сна щёку.

– Агата, – тихо позвал он и поймал ещё замутнённый сновидениями взгляд из-под полуприкрытых ресниц.

– Джонотан, – успела прошептать она, прежде чем Джонотан накрыл её губы нежным поцелуем.

Её губы были мягкими и податливыми и раскрылись ему навстречу, словно именно об этом она и молила в своих грёзах.

Он ожидал получить оплеуху, когда Агата окончательно проснётся и поймёт, что происходит, но когда немного отстранился, неожиданно почувствовал, как нежные руки обхватили его за плечи, скользнули по шее и наконец зарылись в волосы на затылке, требовательно притягивая.

– Джонотан, – выдохнула она ему в губы и подалась всем телом навстречу. – Ты и правда тут. И теперь только посмей куда-нибудь от меня деться!

– Никуда не денусь, – пробормотал Джонотан, снова впиваясь в её сладкие и столь долгожданные губы. Он не мог прежде и мечтать, что целовать Агату – такое наслаждение, рядом с которым меркнут все прежде известные ему удовольствия. – Драгоценная моя…

Он не мог перестать касаться её губ, и прежде робкие движения грозили перерасти в жадный напор, но и Агата простонала и ответила на поцелуй так, что Джонотан окончательно потерял голову. Орхан не зря предлагал её отрубить.

– Ты так говоришь, потому что я действительно… дорого стою? – хрипло поддразнила его Агата, уворачиваясь от поцелуя, но изнемогая от желания, чтобы Джонотан не отстранился, а продолжил жаркое касание.

– Очень дорого. Я готов был заплатить за тебя всем…

Джонотан никогда бы не отступил. Лишь бы снова чувствовать её запах, ощущать мягкие, полные нежности