Шрифт:
Закладка:
В своей публикации Дариуш Балишевский привел воспоминания ротмистра Шадковского о реакции генерала Андерса на сообщение о том, что Рыдз-Смиглы «находится в Варшаве», особенно на уведомление, что маршал «вместе со своими людьми готовит покушение на Сикорского». Андерс был потрясен. Прибывшие из Варшавы люди из того самого куска мыла, лежавшего в коробочке для бритья, извлекли и передали соответствующим специалистам кадр пленки, на котором было письмо с указанием ударить по советским тылам, как только польская армия окажется на советско-германском фронте. Генерал Андерс уразумел, что такой приказ мог отдать только один человек — маршал Рыдз-Смиглы, однако его очень смутило, что извлеченный из куска была кадр был в проявленном виде, значит, отображенный на нем текст мог прочитать любой, а ведь такого рода послания «всегда перевозили в непроявленном виде и упаковывали так, чтобы в случае опасности курьер мог одним движением руки дернуть за укрытый шнурочек и засветить пленку». Здесь же… Не означает ли это, что с переданным указанием ознакомились и сотрудники НКВД? Генерала такое допущение сильно обеспокоило, потому тратить время на выяснение и тем самым подвергать себя подозрению в случае, если кое-что известно советским контрразведчикам, он не стал, а приказал арестовать Шадковского и отдать его под суд. Ротмистр был приговорен к расстрелу, но приговор не утвердил генерал Владислав Сикорский, который был не только главой польского правительства в изгнании, но одновременно военным министром и министром юстиции, тем не менее три года Шадковский провел в тюрьме.
К тому времени людьми генерала Сикорского, действовавшими нелегально, в Ваpшаве был арестован маршал Рыдз-Смиглы, что, конечно же, не оглашалось. В соответствующих польских кругах спустя некоторое время было объявлено о его смерти, случившейся якобы в ночь с 1 на 2 декабря 1941 года. В реальности он прожил еще почти год, но уже не маршалом. Премьер Владислав Сикорский разжаловал его в капралы и подписал ему смертный приговор. В качестве компромисса Рыдз-Смиглому было предложено покончить жизнь самоубийством, но тот отказался. Тогда бывшего главкома приговорили и к небытию. Его содержали на тайной квартире «в нечеловеческих условиях, в результате у него возобновился туберкулез легких, которым он болел в молодости». Некоторые издания, например, «Gazeta Lubuska», издаваемая в городе Зелена Гура, уже в наше время утверждала, что он был отравлен своими политическими противниками. Умер Эвард Рыдз-Смиглы 3 сентября 1942 года, отмечает Дариуш Балишевский. Перед смертью, не имея возможности говорить, он «старательно записывал в дневнике события последних лет своей жизни», в том числе, «скорее всего, записал свои будапештские беседы с немцами, встречи с регентом Венгрии Миклошем Хорти, которого убеждал в необходимости создания в Бухаресте нового польского правительства… свои разговоры с бывшим премьером Козловским, которого он направил в Берлин, свои приказы, высланные в Бузулук… словом, тайную, правдивую историю польской войны и польской борьбы за главенство с генералом Сикорским».
После смерти маршала, а это был уже 1943 год, один из его офицеров Михаил Эйгин, выполняя волю умершего, доставил тот дневник и другие бумаги его жене Марте во Францию, которая спустя еще восемь лет за это жестоко поплатилась. Летом 1951 года французская полиция была шокирована зверским умерщвлением одной женщины, которую нашли без головы, без рук и ног. Убийцы расчленили труп, разбросав разные его части по территории, равной целой области. Сначала на Лазурном Берегу обнаружили ее левую руку, затем тело без головы и ног — в мешке под мостом в сорока километрах от Ниццы, а ноги — недалеко от Марселя. Погибшей, как выяснилось в ходе следствия, была Марта — жена польского маршала Эдварда Рыдз-Смиглого. Жестокость по отношению к убитой должна была подчеркнуть важность той тайны, которую она унесла с собой, полагал тот же Дариуш Балишевский в статье «Polska femme fatale» («Польская роковая женщина»), опубликованной в варшавском журнале «Wprost» в декабре 2006 года, а заодно и давала понять всем, кто еще мог владеть информацией подобного уровня важности, что им нужно очень крепко держать язык за зубами.
Владислав Андерс установку Рыдз-Смиглого об ударе по советским тылам выполнять не стал, притом не стал еще и потому, поскольку имел собственный взгляд на применение формируемой польской армии. Генерал считал необходимым увести армию из Советского Союза. Он исходил из того, что договор с СССР является «временным злом» и, как вспоминал в своих мемуарах его же адъютант Ежи Климковский, ждал, когда «Советский Союз будет побежден», еще в сентябре 1941 года полагая, что Москва вот-вот падет. Не желало воевать плечом к плечу с Красной армией и большинство офицеров, находившихся в подчинении Андерса, что не было большим секретом и для советского руководства. И не только офицеров. В своей последней беседе с Владиславом Андерсом глава СССР И.В. Сталин, зная, сколько сил и средств потрачено на создание польской армии, в сердцах сказал: «Если поляки не хотят здесь воевать, то пусть прямо и скажут: да или нет… Обойдемся без вас… Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам ее отдадим».
Нежелание Андерса и его подопечных оказаться на советско-германском фронте обрадовать советского вождя, разумеется, не могло. Тем не менее, в марте — апреле 1942 года армия была отпущена в Иран. К моменту ухода в ней было уже шесть дивизий, насчитывающих 73 тысячи личного состава. Генерал Андерс, как утверждают, упорно стремился сохранить ее в целости и сохранности, чтобы потом иметь возможность влиять на решение внутрипольских политических проблем, в первую очередь