Их маленькая принцесса в мгновение ока стала презренным изгоем. Люди шептались, называли меня убийцей, говорили, что смерть Антона – это моя вина. Никакие аргументы, что это не я надела ему на шею петлю, на них не действовали. Боже, как же я его за это ненавидела! Я жалела, что действительно не накинула петлю ему на шею и не наблюдала за тем, как она сжимает ему горло, пока судорожно дёргается, испуская дух. Наконец терпение родителей лопнуло. Они всегда были одной из тех пар, что пекутся о своей репутации в обществе. Чтобы в этом убедиться, было достаточно взглянуть на наш дом, в котором ежегодно проводился косметический ремонт, и на сад, на уход за которым родители не жалели денег. Видимость для них была важнее сути, и поэтому они, естественно, предпочли уехать. Вообще-то, они уже давно мечтали о переезде в Швецию, где в молодости оба учились. Они делали вид, что собрались покинуть родные пенаты не из-за меня: будто просто так совпало, что они начали подыскивать недвижимость в Стокгольме. Они предложили мне отправиться туда вместе с ними, но я уже перешагнула двадцатилетний рубеж, и по закону ответственности за меня они больше не несли. Я чувствовала, что на самом деле им не хочется брать меня с собой, и это стало очевидным, когда они предложили купить мне квартиру в Рейкьявике.

Как раз в тот период я стала подозревать, что беременна. Я согласилась на то, чтобы они купили мне квартиру, и за какую-то неделю всё в моём отчем доме было упаковано, родители улетели в Швецию, а я переселилась в съёмную квартиру на окраине Рейкьявика в ожидании ключей от моего нового жилья. В тот же день я записалась на приём к врачу. Живот у меня уже начал расти, и врачу потребовалось лишь смазать его какой-то клейкой кашицей и поводить по нему зондом, пока на мониторе надо мной не появилось нечёткое изображение малюсенького существа. Его сердцебиение наполнило тесный кабинет, а я глядела на это чудо и надеялась, что мне всё только снится. Но мне это не снилось: дитя, которое было наполовину мной, а наполовину тем, кого я ненавидела, уже жило внутри меня. Я глядела, как оно шевелится на экране, и желала, чтобы его сердечко замерло, и мне бы не пришлось всю оставшуюся жизнь сводить счёты с прошлым.

Во время беременности я надеялась, что всё изменится, как только ребёнок появится на свет. Но оказалось, что я всё та же: более несчастная и озлобленная, но всё та же. Единственное, что поменялось, это то, что теперь нас стало двое: у меня появилась дочь, которая не смеялась и не улыбалась, а только молчала, наблюдая за окружающим миром.

Храбнтинна была моей кармой. Моим наказанием.

Я переворачиваюсь на другой бок и сбрасываю тонкое одеяло. Воздух в помещении прохладный, но мне всё равно жарко. В последние недели я размышляю о своей жизни в Сандгерди больше, чем за прошедшие пятнадцать лет. Все попытки забыть оказались тщетными. Казалось, воспоминания похоронены, но они воскресли – да так живо, будто бы всё случилось вчера.

Я прокручиваю в голове события четвёртого мая как киноплёнку.

Марианна возмужала за те пять лет, что я её не видела. Тогда она предстала передо мной в дверях у Хаплиди. Но в тот майский день она смолчала: вместо того, чтобы язвительно ухмыляться, она спросила о Хекле, и я заметила в её глазах страх. Когда я ответила, что Хекла только что ушла, она продолжала стоять на пороге, будто хотела сказать ещё что-то. Если бы она только не стала продолжать! Мы бы вежливо попрощались, притворившись, что увиделись впервые в жизни. Но она решила разворошить прошлое.

– Вообще-то, я хотела поговорить с тобой, – сказала она.

Я пригласила её в дом, провела в кухню и угостила кофе. Она сидела возле стола с чашкой в руках, и я прямо слышала, как скрипит её маленький мозг в поисках подходящего вступления. Наконец она упёрлась в меня взглядом:

– Узнаёшь меня? – спросила она.

Я подумала было солгать: я могла бы ответить, что не помню её, и, возможно, на том всё бы и закончилось. Возможно, ей бы полегчало, и она бы спокойно убралась восвояси. Но я лгать не стала.

– Мы встречались пять лет назад, верно? – сказала я и в шутку добавила: – Должна сказать, что этот свитер сидит на тебе гораздо лучше, чем футболка моего бывшего.

Она усмехнулась и положила на стол свой мобильник.

– Вообще-то, мы встречались и раньше, – сказала она, делая глоток кофе. Видя, что я молчу, она продолжила: – Я жила в Сандгерди, как и ты. Я тебя никогда не забывала: ведь ты так стильно одевалась, и вообще была вся из себя красотка. Мне хотелось быть такой, как ты. Я даже попросила маму, чтобы она купила мне такую же кофточку, какую я видела на тебе. Такую фиолетовую, с одним плечом. Я пыталась подражать тому, как ты улыбаешься и встряхиваешь волосами. В то время тебя наверняка копировали и остальные девчонки.

Я улыбалась и разглядывала её с некоторой настороженностью, как и всякий раз, когда кто-нибудь говорил мне, что неким образом связан с Сандгерди. Всегда существовала опасность, что люди вспомнят о слухах, а чему они поверят, я смогу только догадываться. Марианна была на несколько лет младше меня, и, как я ни старалась, вспомнить её по Сандгерди мне не удалось. Наверняка я просто не обращала на неё внимания, когда жила в городке, ведь ничего запоминающегося в ней не было.

– Не помнишь меня, да? – она огляделась. В доме никого не было, кроме нас с ней и Тинны, которая находилась у себя в комнате. – Так я и думала.

– Прости, дело в том, что… уже столько времени прошло, как я оттуда уехала.

– А мне нравилось в Сандгерди. Мы жили там счастливо, до тех пор пока… пока не умер мой брат. Его звали Антон. Может, его ты вспомнишь.

Не успела она произнести имя своего брата, как я поняла, кто она такая. Беременная сестра-подросток. Неудивительно, что я сразу не догадалась, что она – это тот человек, что сидит передо мной. Теперь Марианна выглядела совсем не так, как когда ей было пятнадцать лет. У неё всегда был лишний вес, как и у