— А вам какие женщины больше нравятся? Робкие, холодные, недоступные или же раскрепощенные и открытые к удовольствиям? — вдруг спросила Рита и пристально взглянула ему в лицо. Ее черные глаза сейчас горели почти безумным огнем.

— Холодных не люблю, а вот спокойных — даже очень. Тех, кто не оглядывается на подруг и мнение общества, не гордится количеством любовников или девственностью, а просто живет себе в удовольствие и не мешает жить другим. Это, наверное, и есть мой идеал, потому что я сам такой.

Рита пришла в себя, не столько от слов Ильи, сколько от его безмятежного тона и взгляда, и механически принялась за кофе. Немного помолчав, она промолвила:

— Прошу прощения за срыв, Элиас, я в самом деле наболтала каких-то глупостей. Конечно, ваша личная жизнь меня не касается, но вы же, наверное, догадываетесь, что я давно отношусь к вам не просто как к гостю...

— Вам не за что просить прощения, Рита, — сказал Илья и коснулся ее запястья чуть выше браслета. — И не принимайте так близко к сердцу этот поход в кафе. Он был просто добрым жестом, нельзя же получить от женщины и не дать ей ничего взамен...

— Получить? То есть, вы хотите сказать, что уже были близки с Джанитой? Это тогда у вас остались эти следы?

— Ну, дал слабину один раз, так уж вышло. Успокойтесь на этот счет: ни любви, ни каких-либо серьезных намерений там не было, просто дурацкая случайность. Мне крайне неловко, что вы оказались в курсе, но поверьте, что там все кончено! Я сразу понял, что это не мой вариант.

Увидев, как точеные губы Риты дрогнули и скривились, Илья мягко взял ее под руку и тихо заговорил, чуть касаясь ее уха:

— Не надо волноваться и горячиться, Рита, сейчас уже не время. Я скажу вам кое-что по-фински, и вы поймете, что делать дальше.

Глава 23

В эту ночь Илья долго не ложился, только сидел у окна и всматривался в снежный покров, который в свете фонаря был мыльно-серым. Духи больше не являлись в своем истинном обличье, но сейчас Илье казалось, будто его руку поглаживают незримые заскорузлые пальцы, пахнущие табаком, пылью, дровами. Старик-домовой беззвучно увещевал его, как мальчишку, и теперь-то Илья понимал, что он делал это не раз и прежде, когда приходил то с первым рассветным лучом, то со скрипом старой мебели, то с ароматом свежего хлеба. В отличие от других духов, домовой не стремился к чувственным усладам и предпочитал снисходительно наблюдать за людскими заботами, то посмеиваясь, то одергивая, то утешая. А в особых случаях насылал на провинившихся такие кошмары, что родные стены казались раскаленным адовым котлом, а собственная кожа — едкой грязью, которую хочется соскрести с кровью и мясом.

И сейчас хитрый старый Котихальтиа был не прочь посмотреть на грядущий хаос и сдобрить его щепоткой собственного остроумия. Ведь Илью волновали не столько физические неудобства хозяек дома, сколько душевный ад, через который он намеревался их провести, и тут нечистой силе ничего не нужно было объяснять. Чувство, что он все-таки не один, понемногу убаюкало и сморило, и наконец Илья задремал, не разбирая постели.

Наступившее утро было серым и мутным, хотя и утром его стоило назвать с натяжкой. Илья проснулся поздно, выпил двойную дозу кофе и снова ушел к себе, а после обеда якобы украдкой подозвал к себе Джаниту.

— Ну что же, Аня, не играть же нам в подростков до бесконечности? — сказал он. — Пора устроить настоящее свидание — ты же понимаешь, о чем я?

— Да с чего бы не понять, — улыбнулась та. — Просто как-то неожиданно: от первого танца до первой ночи один шаг.

— По-моему, мы уже достаточно знакомы, чтобы не стесняться. Я вообще-то нетороплив в удовольствиях, как и всякий финн, но и затягивать лишний раз не стоит. Мы же нравимся друг другу, так чего еще надо?

— Верно, ничего. Просто я сейчас действительно чувствую себя как подросток, как влюбленная дурочка, а это для меня слишком ново и экстремально.

— Влюбляться не больнее, чем лишаться девственности, поверь мне, — сказал Илья и подмигнул ей. — Ты придешь ко мне, или лучше я к тебе?

— Давай я приду, мне все-таки надо собраться во всех смыслах. Надеюсь, ты подождешь?

— Да о чем речь? Пусть все будет как ты захочешь, только приходи. Не хотелось бы ждать понапрасну.

— Не придется, — заверила Джанита и осторожно коснулась губами его щеки. Илье это не слишком понравилось, но вполне вписывалось в задумку. Вечером он пришел выпить чаю со всеми и заметил, что другие девушки напряглись еще больше, а Рита и вовсе еле держалась. Она бросала на него отчаянные взгляды, а в сторону Джаниты вообще старалась не смотреть, но оба предполагаемых любовника излучали спокойствие и оптимизм.

Потом Илья поднялся в свою комнату, и снова потянулось ожидание. Он еще не знал, увенчаются ли его старания успехом: все-таки нечисть не сделает за него всю работу, а он прежде всего человек, которому свойственны слабости и промахи. И любая осечка могла дорого обойтись: Илья не сомневался, что Сония рано или поздно догадается, кто он на самом деле, и попытается наказать его через Яна. Поэтому промедление становилось непозволительной роскошью.

Ему уже стало казаться, что изнуряющая тишина никогда не кончится, что дом впал в летаргию, но вдруг раздался женский возглас. Точнее, сначала он услышал громкий выдох, затем секунда молчания, как бывает у заходящихся в плаче детей, — а потом крик, мощный, надрывный, неудержимый. Тут же послышались шаги, кто-то прибежал сразу, кто-то вихрем поднялся по лестнице. Илья тоже поспешно вышел и проследовал в спальню Джаниты, где уже собрались другие женщины.

Впрочем, нет: здесь были только Сония и Сита. Вторая бестолково трясла подругу, которая уже не кричала, а находилась в состоянии сомнамбулы. Более организованная Сония быстро сбегала в ванную за мокрым полотенцем и попыталась промыть Джаните глаза, однако облегчение не наступало. Когда она убрала полотенце, Илья разглядел, что на веках женщины выступили пузырьки, а роговица подернулась мутной красноватой пленкой.

— Твою же мать, как это ее угораздило? — произнесла Сония. — Может, тушь просроченная попалась? Я слышала, она может дать такую химическую реакцию.

— По-моему, это серная кислота, — тихо