Неаполитанское королевство являло собой наиболее яркий пример подобного рода. Сохранение тех достижений, которые можно было бы назвать буржуазными завоеваниями «французского десятилетия», имело и свою оборотную сторону. После заключения конкордата 1818 г. были сделаны большие уступки Церкви и не менее значительные — королевскому двору и финансовым кругам, связанным с ним фискальной и таможенной политикой. Противоречивость и двойственность этой линии правительства, помноженные на трудности экономической конъюнктуры и рынка сельскохозяйственной продукции, вызвали недовольство во многих областях, и достаточно было сообщения в марте 1820 г. о том, что король Испании был вынужден пожаловать гражданам своей страны конституцию, чтобы требование даровать конституцию Неаполю стало объединяющим моментом, общим лозунгом политических и общественных сил.

При участии, более того, при поддержке армии, в рядах которой находилось немало офицеров — сторонников Мюрата, восстание, начавшееся в Ноле в ночь с 1 на 2 июля, быстро распространилось на провинции, достигло столицы, и через несколько дней король Фердинанд I был вынужден согласиться на введение испанской конституции и дать на ней присягу. Быстрота победы объясняется не только и не столько слабостью сил реакции, или «сопротивления новому». Скорее это произошло в результате единства и решительности сторонников действия — «движения». Разногласия в победившем революционном лагере не замедлили проявиться в ближайшем будущем и ускорили, если не вовсе предопределили поражение всего этого лагеря. Речь шла о спорах политического характера между примыкавшими к карбонариям офицерами и старой гвардией Мюрата, состоявшей из именитых граждан и нотаблей периода «французского десятилетия»; разногласиях социальных и классовых, находивших отражение в политических противоречиях между сельской буржуазией провинции, ремесленной буржуазией города и чиновничеством; между буржуазией в целом и крестьянством; наконец, о противоречиях территориального характера между континентом и Сицилией. Революционное движение на острове и в самом деле сразу приняло ярко выраженный характер автономизма и индепендентизма и на этой почве не замедлило войти в конфликт даже с новым конституционным правительством. Дело дошло до того, что в октябре 1820 г. новый парламент, собравшийся в Неаполе, денонсировал соглашение, ранее достигнутое с сицилийской «Джунтой»[328], и направил на остров генерала Пьетро Коллетту для стабилизации положения и пресечения беспорядков.

Естественно, все это вело к подрыву единства в лагере революционеров, парализовало их инициативу и в итоге стало основной причиной их неудачи. Способствовала этому и двойственность позиции короля, который после дарования конституции пошел на различные уловки. Будучи направлен новым правительством в Лайбах (совр. Любляна, Словения) с единственной целью помешать вмешательству Австрии, Фердинанд I, напротив, сделал все возможное для его ускорения[329]. Когда же в марте 1821 г. на границах королевства показался австрийский экспедиционный корпус, этого оказалось достаточно, чтобы вся конституционная армия разбежалась, открыв дорогу Реставрации.

Австрийская интервенция в Неаполитанское королевство побудила тайные организации Пьемонта, которые также опирались в основном на офицеров, ускорить подготовку существовавших революционных заговоров и более активно взяться за их осуществление. Девятого марта 1821 г. гарнизон Алессандрии, оплот заговорщиков, поднял над своей казармой трехцветный флаг. Этот пример был подхвачен в последующие дни другими воинскими частями, в том числе и в столице. Главным лозунгом наиболее сознательной части восставших было, как и в Неаполе, введение испанской конституции. Однако к этому добавлялось требование, чтобы монархия стала инициатором восстановления королевства Верхней Италии, даже ценой вступления в войну с Австрией. Но если программа этого движения была шире и менее привязана к рамкам муниципализма по сравнению с программой восставших неаполитанцев, то круг его участников был гораздо уже, и поэтому волнения в Пьемонте в 1821 г. оказались в большей степени, чем на Юге, ограничены военным мятежом и сектантским заговором. Как и во многих других заговорах, здесь также присутствовала определенная наивность: до начала восстания его инициаторы имели контакты и встречи с наследным принцем Карлом Альбертом, о котором было известно, что он не разделял царивших при дворе ретроградных взглядов. Но принц, занимавший двуличную и уклончивую позицию еще до начала восстания, полностью разочаровал патриотов, когда после отречения от престола короля Виктора Эммануила I на него были возложены обязанности регента. С одной стороны, под давлением инсургентов, которые 15 марта сумели заставить его присягнуть на конституции Испании, а с другой — под влиянием дяди Карла Феликса, твердого сторонника принципов легитимизма, Карл Альберт после долгих колебаний уступил настояниям дяди и передал ему власть. При поддержке Австрии Карл Феликс быстро сумел склонить на свою сторону верную Конституции армию и вошел в столицу по праву абсолютного монарха.

За поражением восстаний последовали репрессии. Во многих итальянских столицах проходили судебные процессы. Особенно впечатляющими по количеству и составу обвиняемых стали суды в Милане по обвинению членов общества карбонариев и федератов, поддерживавших тесные контакты с мятежными пьемонтцами. Среди осужденных оказались Федерико Конфалоньери, блестящий миланский аристократ, ранее уже «запятнанный» участием в движении «чистых италийцев» и обративший на себя внимание меценатством и проектами в области экономики; Сильвио Пеллико и Пьетро Борсиери, оба сотрудники журнала «Иль Кончильяторе»; Алессандро Филиппо Андриен, неутомимый эмиссар Филиппо Буонарроти и истинный образ наполеоновского офицера полковник Сильвио Моретти. Профессиональными военными были по большей части и осужденные на процессах в Неаполе. Тридцать из них приговорили к смертной казни.

Однако многим удалось избежать суда и приговора, скрывшись за границей. Среди прочих в этой первой волне итальянской политической эмиграции находились ломбардский экономист Джузеппе Пеккьо, неаполитанский генерал, один из главных участников восстаний 1820 г. Гульельмо Пепе, поэт Джованни Берше. Большая часть из них продолжала политическую деятельность на чужбине, участвуя в заговорах или сражаясь в Испании либо Греции. Такой пути прошел, в частности, пьемонтский граф Санторре Аннибале де Росси ди Сантароза — один из инициаторов военного мятежа в Пьемонте, погибший в Греции в 1825 г. Другие же, такие, как Раффаэле Россетти, отец поэта-прерафаэлита Данте Габриэля Россетти, и выходец из Модены Антонио Паницци, будущий директор Британского музея, в конце концов интегрировались в общество стран, куда они эмигрировали.

Итак, настал триумф Реставрации, реакционные силы побеждали. В Неаполе из правительства был вынужден уйти Луиджи Медичи, представитель дома Медичи, а его место занял князь Каноза, ярчайший образец самого нетерпимого легитимизма. Победа «ревностных» кардиналов в Риме на конклаве 1823 г., на котором был избран папа Лев XII (1823–1829), имела одним из последствий увольнение в отставку кардинала Э. Консальви. Преследование побежденных, мелочная жажда реванша являли собой,