Я с трудом сглатываю от своей беззащитности перед ним. Шрамы на боку, что тянутся до самой ноги, выставлены напоказ, но Рэнсом, как всегда, не отступает. Он не отшатывается в отвращении и не выбрасывает меня из постели, как, я всегда думала, поступил бы любой, застав меня обнаженной и увидев, в каком состоянии моя истерзанная кожа.

Вместо этого он покрывает поцелуями линию шрамов от ожогов, и хотя это ощущение несколько приглушено рубцовой тканью, меня все равно пробирает дрожь.

– Ты прекрасна, – шепчет он. – Я в восторге.

Я тихо стону, последние остатки страха исчезают, когда желание наполняет все мое тело. Сердце колотится в груди в такт пульсации между ног.

Теперь Рэнсому хорошо видна моя киска, влажная и набухшая, и когда он опускает руку в трусы, чтобы вытащить член, я тихо ахаю. Он толстый и твердый, в головке торчит пирсинг. Из-за него член выглядит красивым и чудовищным одновременно, и внезапно я чертовски сильно хочу, чтобы он оказался внутри меня.

Мне плевать, если это причинит боль.

Плевать, если он разорвет меня на части.

Я просто хочу почувствовать его.

Но вместо того, чтобы войти в меня, как в том сне, он нежно прижимает головку члена между моих ног, позволяя округлому кончику чуть коснуться моей киски. Даже это кажется восхитительным, возбуждает мои нервы и посылает волны удовольствия по позвоночнику.

– Рэнсом, – хнычу я, и голос больше не похож на мой.

Я прижимаюсь к нему, раздвигая ноги шире в приглашающем жесте. Его член слегка вдавливается внутрь, проскальзывая менее чем на дюйм вглубь. Я чувствую, как напрягается его головка, утыкаясь в мое влагалище, и задерживаю дыхание, ожидая продолжения.

Но он не входит. Не продвигается дальше. Лишь слегка двигает бедрами, удерживая головку во мне, но не давая мне больше. Я издаю стон – наполовину от желания, наполовину от разочарования. В этот момент я чувствую отчаяние, будто хватаюсь за что-то недосягаемое.

– Пожалуйста, – выдыхаю я, выгибая спину и хватаясь за его плечи. – Рэнсом, пожалуйста. Мне нужно…

Слова прерывает еще один сдавленный стон, когда он погружается чуть глубже, ровно настолько, чтобы по мне прокатилась волна ощущений, от которых перехватывает дыхание.

– Проклятье, какая ты тугая. Как сжимаешь меня, пытаясь втянуть в себя… Спорим, ты бы досуха выдоила мой член, – стонет он.

Кажется, ему с трудом удается сдерживаться. Его руки дрожат, пока он нависает надо мной, а на лице застыло выражение крайней сосредоточенности. Словно, если он позволит себе расслабиться хоть на секунду, то войдет в меня полностью, достигнув внутренней стенки одним толчком.

Но он не дает себе волю, не поддается. Не трахает меня.

Вместо этого он двигает бедрами крошечными толчками, не входя глубже, чем уже вошел. Время от времени он полностью выходит из меня и просовывает член между моих складок, так что пирсинг на головке касается моей влажной плоти.

– Ох, что бы я с тобой сделал, – выдыхает он, и мы оба опускаем глаза, видя, как головка его члена снова слегка проникает во влагалище. – Я столько раз воображал, как буду трахать тебя. Я хочу довести тебя до оргазма всеми способами. Хочу заставить тебя кричать.

– Я… я…

Я всхлипываю, и он прижимается своим лбом к моему. Его сине-зеленые глаза прожигают меня насквозь. Затем он прерывисто вздыхает и отстраняется.

Я тихонько постанываю от разочарования, чувствуя, как головка его члена выскальзывает из меня, ни разу не проникнув внутрь полностью. Это худшая разновидность пустоты. Рэнсом издает глубокий звук, исходящий из недр его естества, затем наклоняется и прикусывает мою нижнюю губу.

– Ты недостаточно долго меня умоляла, – говорит он, и в его глазах появляется дразнящий огонек. – Может, в следующий раз.

Секунду я смотрю на него с отвисшей челюстью, а затем он скатывается с меня и встает с кровати.

– Ты хуже всех, – бормочу я, чувствуя себя так, словно на меня только что вылили ведро холодной воды. Я наполовину возбуждена, наполовину ошеломлена.

Он снова смеется, его смех звучит легко и проникновенно.

– Прости, красавица, но нам нужно кое-что сделать. Пора спускаться вниз. – Он приподнимает бровь с пирсингом. – Если только ты не хочешь, чтобы мои братья начали нас искать?

Он говорит это в шутку, но в моем сознании мгновенно возникает образ Мэлиса и Виктора, которые входят в комнату и видят меня распростертой на кровати Рэнсома, с задранной рубашкой и штанами на полу, с раздвинутыми ногами, насквозь мокрую, желающую быть оттраханной. Я замираю, крепко прикусив нижнюю губу. Грудь вздымается, и Рэнсом бросает на меня взгляд.

– Святые угодники. – Он со стоном откидывает голову назад. – Кто теперь кого дразнит?

Он протягивает руку и поднимает меня с кровати, заключая в объятия, как только мои ноги касаются пола. Потом целует меня с таким энтузиазмом, что я отклоняюсь назад от силы поцелуя, и каким-то образом мои руки оказываются в его волосах, крепко сжимая пряди.

Когда мы на этот раз отрываемся друг от друга, я чувствую, что тело словно парит в воздухе, а Рэнсом выглядит еще более взъерошенным и раскрасневшимся, чем раньше. Он усмехается, печально качая головой, и отпускает меня из своих объятий.

– Ты мой любимый вид отвлечения, знаешь?

Он подмигивает, затем легонько шлепает меня по заднице, подталкивая к одежде. Я натягиваю ее, ощущая на себе его пристальный взгляд, пока одеваюсь, и удивляюсь, насколько комфортно себя чувствую. Я пробыла здесь не так уж долго, но теперь все совсем отличается от того первого утра, когда я проснулась в его постели, а потом одевалась украдкой.

Как только я полностью одеваюсь, мы выходим из комнаты. Рэнсом направляется вниз, чтобы начать готовить кофе, а я иду в ванную, пописать и почистить зубы, но когда добираюсь туда, то понимаю, что она уже занята.

Дверь открыта, и у раковины, промывая новые участки своей татуировки, стоит Мэлис. Мне интересно наблюдать за тем, как он чистит ее, растирая удивительно мягкими движениями пальцев. Я на мгновение замираю, слишком поглощенная этим зрелищем, чтобы осознать, что вообще-то пялюсь.

– Чего? – спрашивает он грубовато, но в кои-то веки не сердито.

– О, ничего, – отвечаю я, переводя взгляд обратно на его лицо. – Я просто… Мне нужно было в туалет, вот я и жду.

Ни слова о нашем вчерашнем разговоре, или о том, как он обнял меня, словно я была его спасательным кругом, прежде чем он, наконец, снял меня с колен и, не сказав больше ни слова, вышел