Я уже видела Мэлиса обнаженным раньше и помню татуировки, покрывавшие его руки и спину, грудь и ноги. С тех пор я видела также кое-какие из татушек Рэнсома, но у Виктора – ничего.

– Сколько татуировок у каждого из вас? – спрашиваю я, выпрямляясь на стуле.

Рэнсом встает и снимает рубашку, улыбаясь мне при этом. Я и раньше видела его топлесс, так как мы живем в одной комнате, но я в полной мере наслаждаюсь тем фактом, что теперь мне позволено открыто изучать его. Я наклоняюсь вперед, чтобы лучше рассмотреть.

Все его татуировки черные, за исключением одной на внутренней стороне руки, выполненной в зеленых и белых тонах. Это цветок, и когда я приглядываюсь, то понимаю, что это какая-то разновидность лилии. Стебель цветка обвивается вокруг его руки, спускается к запястью, опоясывая его. Я замечаю шипы, которые не касаются самого цветка, отчего он кажется нетронутым, почти девственно чистым.

– Любимый цветок нашей мамы, – объясняет он мягким голосом.

Сердце сжимается от любви и боли в его голосе, и я встаю со стула, чтобы подойти к нему поближе.

Остальные его татуировки не такие значимые и не такие большие. Как и у Мэлиса, у Рэнсома есть и такие, которые представляют собой просто линии и узоры, выполненные черными чернилами, – они опутывают другой его бицепс и предплечье. Более крупный фрагмент покрывает спину и выглядит как изогнутые ветви дерева, в которые вплетены цветы. Красивые, похожие на резкие черные линии. Я протягиваю руку, нежно проводя по ним пальцами. Рэнсом вздрагивает, и когда смотрит на меня, его сине-зеленые глаза будто бы горят.

– Что ты об этом думаешь, ангел?

– Они прекрасны, – шепчу я.

Его губы искривляет улыбка, придавая ему мальчишеский и даже немного застенчивый вид.

– Спасибо. Я рад, что они тебе нравятся.

– Твоя очередь, Мэлис, – говорит Виктор.

Мэлис встает следующим и снимает с себя футболку. Я втягиваю воздух, и, хотя мне уже довелось видеть его обнаженным, этот раз кажется… другим. Тогда мы оба были другими, и ситуация была другой. Тогда он обнажился для какой-то другой женщины, а теперь для меня.

Глупо, ведь он снимает футболку только для того, чтобы показать мне свои татуировки, но я все равно не могу отделаться от этой мысли.

Вся верхняя часть тела Мэлиса испещрена чернилами. Я уже знаю, что одну из татуировок он сделал в честь их матери – ее имя и дату смерти на руке, – но остальные еще более загадочны.

Я смотрю на ту, над которой он работал, когда я нашла его в той коморке на днях, и замечаю, что на самом деле это не какой-то случайный рисунок. Эти изображения и формы, завитки и линии, представляют собой какой-то почти организованный хаос, который, похоже, весьма соответствует тому, каким Мэлис является большую часть времени. Линии четкие и острые, но в них есть и несколько нежных изгибов, – крошечные исключения, рассеивающие тьму.

Интересно наблюдать за ростом его способностей как художника: от более старых и грубых работ, немного или даже сильно поблекших с возрастом, в зависимости от их качества, до более новых, которые выглядят четче. Некоторые из татуировок спускаются вниз, скользят по его бедрам и передней части живота, исчезая за поясом брюк, и мое лицо слегка краснеет, когда я вспоминаю, что его член тоже покрыт татуировками, если не ошибаюсь.

– Их так много, – наконец выдыхаю я, но не протягиваю руку, чтобы дотронуться до Мэлиса, как было с Рэнсомом.

– Мне нравятся татуировки, – просто говорит он, пожимая мускулистым плечом.

Это вызывает у меня улыбку.

– Я понимаю почему. Они тебе вроде как идут.

Не знаю, как описать, но что-то в этих рисунках просто гармонирует со всей его… ну, в общем, с ним.

Мэлис ловит мой взгляд, и в этот момент он совсем не выглядит по-мальчишески, как Рэнсом. В его серых глазах мелькает нечто горячее и собственническое, словно мое одобрение что-то для него значит. Затем он отводит взгляд от меня и, подняв подбородок, смотрит на Виктора.

– Теперь ты.

Я почти ожидаю, что Виктор откажется, хотя именно он предложил Мэлису показать татуировки. Но, к моему удивлению, он встает и снимает футболку. В отличие Мэлиса и Рэнсома, которые просто сняли свои и бросили на диван, он делает это с гораздо большей аккуратностью: одной рукой стаскивает свою темную «Хенли [6]», а затем складывает ее и кладет на диван.

Когда он выпрямляется, я ловлю себя на том, что смотрю на него с изумлением.

Я всегда видела его только полностью одетым, и теперь, когда, наконец, смотрю на него без рубашки, меня поражает, какой он накачанный. Конечно, это и близко не похоже на гору устрашающих мышц Мэлиса, но Вик гораздо более мускулистый, чем я ожидала. Пусть он все время торчит за компьютером, он явно не слабак. Становится очевидно, что, когда дело доходит до рукопашной, Виктор определенно может за себя постоять.

В голове вспыхивает воспоминание о том, как он расправился с Карлом в моей квартире. Я своими глазами видела, какой смертоносной может быть его безжалостная, почти роботизированная точность в сочетании с физической силой.

Почти неосознанно подхожу ближе к Виктору, любопытство сжигает меня изнутри. Замечаю несколько новых татуировок, но многие из них выглядят старыми и очень грубыми. Они совершенно другого стиля, чем те, новые, и я склоняю голову набок, переводя взгляд с него на Мэлиса и сравнивая их.

– Это ведь не Мэлис сделал? – наконец говорю я. – Верно?

– Нет, – признается Вик. – Не он.

Я протягиваю руку, словно собираюсь дотронуться до одной из старых татуировок, но затем останавливаюсь, так и не дотянувшись до его плеча. Вик никогда не прикасался ко мне, а я никогда не прикасалась к нему. Не знаю даже, целенаправленно он так поступал или это чистое совпадение, но отчетливо осознаю, что эту черту мы пока не переходили. Поэтому, вместо того чтобы дотронуться до выцветших чернил пальцами, я просто смотрю.

Тату выглядит как почти исчезнувший синяк, темный, пятнистый, хотя раньше, наверное, была крестом или каким-то другим символом. Это определенно сделал любитель, а не профессиональный татуировщик.

– Ты сам их сделал? – тихо спрашиваю я, поднимая голову, чтобы посмотреть на Вика.

Он секунду смотрит на меня, затем качает головой.

– Отец, – говорит он. – Давным-давно.

В его голосе нет эмоций, но я все равно чувствую тяжесть в его словах. Все, что связано с их отцом, пропитано болью и насилием.

Мэлис рассказал мне, что