Когда я, моргая, смотрю на него, он прижимается ко мне своим большим мускулистым телом. Его бедра располагаются между моих ног. В выражении лица какая-то напряженность. Я резко втягиваю воздух, когда чувствую, как через оба слоя нашей одежды к моей киске жмется твердая линия его члена.

Тонкая преграда не мешает мне чувствовать, какой он твердый. Сердце начинает бешено колотиться, внутри все трепещет.

Он смотрит на меня, пригвоздив к постели не только телом, но и взглядом. На его лице написано желание, горячее и настойчивое, но это не все, что я вижу.

Что-то еще горит в глубине его глаз, смешиваясь с жаром, и я с удивлением осознаю, что не могу понять, что именно. Обычно Рэнсома легче всего понять из трех братьев, и, кроме того, совместные утра дали мне хорошую практику в понимании выражения его лица и настроения. Но что бы он ни чувствовал сейчас, этого я понять не могу.

Я протягиваю руку, как будто собираюсь дотронуться до его челюсти, но останавливаюсь, не дойдя до нее, и сжимаю пальцы, внезапно застеснявшись.

– Что такое? – бормочу я, вглядываясь в его лицо в поисках подсказки. – Что не так?

Напряжение немного спадает с его лица. Рэнсом улыбается, качая головой.

– Все в порядке, ангел, – отвечает он мягким, теплым голосом. – Я просто задумался.

– О чем?

– О тебе, конечно. – Он усмехается. – О чем я вообще могу думать, когда ты здесь, в моей постели, лежишь подо мной? – Рэнсом прижимается ко мне бедрами чуть плотнее, отрывает одну руку от матраса и проводит ею по моей руке. – Знаешь… Никто из нас не ожидал тебя встретить. Мы так долго были втроем. Только я и мои братья.

Я киваю.

– Знаю.

– Мы никак не ожидали, что в нашу жизнь ворвется такая красавица, – продолжает Рэнсом, поднимая руку и проводя кончиками пальцев по линии моего горла. – В ту ночь, когда мы убили Николая, я не понимал, насколько важна ты станешь для нас. Но, наверное, стоило. В тебе было столько огня. Столько силы. Ты не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.

Сердце пропускает удар, а затем начинает бешено колотиться в груди.

Я не могу отрицать, что между мной и всеми тремя братьями что-то изменилось. Они были монстрами, что преследовали меня, нарушали неприкосновенность моей частной жизни и игнорировали мое личное пространство снова и снова. Они вошли в мою жизнь, пропитанные кровью, и постарались убедиться, что я сохраню их тайну во что бы то ни стало. Потом они превратились в монстров, которые стали защищать меня. Они противостояли всем, кто пытался причинить мне боль или использовать меня. Моей матери, парню с автобусной остановки, Колину. Даже когда они потеряли работу из-за меня, как в случае с Донованом.

После всего этого они теперь стали мне близки.

Сейчас, если быть честной с самой собой, речь идет не только о выживании. Дело не только в этом, есть еще одна причина, по которой я осталась здесь, с ними. Думаю, они все тоже это чувствуют, этот сдвиг, который вдруг произошел в какой-то момент. Но никто из нас никогда не признавал этого вслух.

– Рэнсом, я…

Мой голос затихает. Я понятия не имею, что хочу сказать, а даже если бы и хотела, слова застряли у меня в горле. Что бы вы сказали мужчине, который вошел в вашу жизнь подобно смертоносной тени, но относится к вам лучше, чем большинство людей, которые уже были в ней?

Но он просто улыбается, и его взгляд становится теплым и ласковым.

– Я знаю, красавица.

Когда Рэнсом наклоняет голову, чтобы поцеловать меня, я уже готова к этому и слегка приподнимаюсь с подушки, двигаясь ему навстречу. Рот у него горячий, губы мягкие и нежные, но в то же время настойчивые. Этот поцелуй не похож на тот жесткий, дикий, обжигающий, что я разделила с Мэлисом в вечер встречи с бандой Донована, но от него меня все равно пробирает дрожь до самых кончиков пальцев на ногах.

Рэнсом опирается на одну руку, а другую запускает в мои волосы, запрокидывая мою голову назад, чтобы углубить поцелуй. Пирсинг в его языке скользит по моему языку.

Меня насквозь прошибает волна наслаждения, потребности, не давая возможности сделать что-то еще, кроме как погрузиться в этот сладкий поцелуй и в мужчину, который его дарит. Я растворяюсь в нем – во всех них, – забывая о своей прежней жизни. До того, как я оказалась здесь, в клетке с монстрами.

Это пугает.

Нет, это ужасает.

Сердце идет на рекорд по скорости, и это не только потому, что я наслаждаюсь поцелуем и предвкушаю, что может случиться дальше. Какая-то часть меня по-прежнему настроена бороться с тем, чтобы не потерять себя полностью.

Но это лишь малая часть.

Рэнсом рассеивает страхи своим языком у меня во рту. Скользит, дразнит.

Когда он целует меня вот так, трудно сосредоточиться на страхе. Трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме него.

Его рот отрывается от моего, губы находят мой подбородок, а затем опускаются ниже. Он целует меня в шею, и кожа нагревается, вспыхивая мольбой везде, где он касается ее губами.

– Ты на вкус… – Его зубы царапают кожу. – Такая… – Он проводит языком по пульсирующей жилке. – Чертовски вкусная.

Я задыхаюсь, извиваясь под ним, и когда мои бедра немного приподнимаются, я снова чувствую его твердый, пульсирующий член.

Рэнсом прижимается своими бедрами к моим, очень близко. Я вынуждена закрыть глаза от прилива удовольствия, разливающегося по венам. Моя киска жаждет большего. Я такая влажная, что трусики насквозь промокли. Я горю, желая, чтобы он прикоснулся ко мне там. Чтобы заставил меня кончить.

– Боже, – хнычу я. – Это…

Каждый поцелуй, каждое прикосновение заводят меня еще больше, и я слышу, как томно выдыхаю имя Рэнсома, извиваюсь и пытаюсь как-то приблизиться к нему.

– Ты даже не представляешь, – хрипло шепчет он, немного отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. Его глаза горят, эти синие глубины темны, будто штормовое море. – Ты даже не представляешь, что делаешь со мной, красавица.

– Ты делаешь со мной то же самое, – выдыхаю я.

– О да.

Он снова опускается, на этот раз его руки принимаются блуждать по моему телу. Он задирает мою рубашку настолько, что его взгляду открывается живот. Я чувствую, как его глаза жадно пожирают меня. Он оставляет поцелуй на животе, от которого я вздрагиваю, а