матерей, — и Фурно была уверена, что это «правильный медицинский подход». Но парижское руководство организации, за исключением Клода Малюре, осудило эти операции как «медицински неэтичные» и отказало Фурно в финансировании транспорта на том основании, что необходимые перевозки могут осуществить рикши из Пешавара. «Я мечтала заниматься в Афганистане настоящей медицинской работой», — говорила Фурно, однако Париж продолжал вмешиваться, отказываясь, например, выдавать вакцины на том основании, что организация не доверяла Фурно распространять их в зоне военных действий.

Тогда Малюре решил пойти другим путем: реальным показателем будет считаться вовсе не чистая эффективность медицинского вмешательства «Врачей без границ». И действительно, как отмечалось во внутренних отчетах, этот показатель уступал другим. 25 сентября 1984 года Малюре опубликовал в газете «Монд» статью под названием «Право на спасение и свидетельство», где он защищал миссии «Врачей без границ» в Афганистане, утверждая, что «нельзя осуждать кого-либо из действующих ради нравственного императива <спасения жизней> за нарушения традиционных политических норм»[1024]. Более того, он назвал «Врачей без границ» в Афганистане «пионерами нового международного права, которое постоянно эволюционирует». Миру нужны новые законы, подобные Женевской конвенции, гарантирующей защиту военнопленным, законы, которые обеспечивали бы «защиту групп, доставляющих гуманитарную помощь, и журналистов, добывающих информацию». Малюре подчеркивал, что проблема носит не эпидемиологический, а эпистемологический характер. Если Советский Союз и его союзники в третьем мире изменили международные режимы суверенитета в пользу суверенного максимализма, то «Врачам без границ» следовало понимать: местное (Бадахшан) и глобальное (международное) право — это один и тот же фронт. Только доведя до сведения мировой общественности больше информации, полученной на месте в Афганистане, можно изменить международные нормы, сковывающие право на свидетельство и право на лечение.

И все же, как предстояло выяснить Фурно, включение информации «Врачей без границ» в глобальное гуманитарное облако могло повлечь за собой нежелательные последствия. В начале 1985 года афганский информационный центр организации Freedom House пригласил Малюре в США, где он встретился с вице-президентом Джорджем Г. У. Бушем. Вскоре, благодаря активному содействию сенатора из Нью-Гемпшира Гордона Дж. Хамфри, Фурно была приглашена для дачи свидетельских показаний перед Конгрессом, что и произошло 4 марта 1985 года[1025]. Как и думала Фурно, вмешательство американских средств массовой информации имело успех. Выступая в различных аналитических центрах в Вашингтоне, она обнаружила, что чиновников, похоже, больше интересуют действия советской стороны, чем жизни афганцев. На следующий день после выступления в Конгрессе чиновники Агентства по международному развитию предложили ей финансирование в миллион долларов, от которого она отказалась: «Вопрос о получении даже доллара от американской администрации не обсуждался». Тем не менее, свидетельство француженки открыло шлюзы для потока американских денег, устремившегося через границу: вскоре Конгресс выделил пакет в размере 60 миллионов долларов для гуманитарной помощи Афганистану, и к концу года Пешавар стал базой для шестидесяти шести НПО — рекордное за всю историю число подобных организаций, сконцентрированных в одном месте где-либо в мире.

Однако резкое увеличение американского финансирования привлекло и сомнительных участников. Американские «ястребы» холодной войны, такие как Чарли Уилсон, были рады направить не только гуманитарную, но и военную помощь на границу через радикальных антисоветских посредников вроде «Хезби Ислами» (Исламская партия Афганистана, ИПА) и ее лидера Гульбеддина Хекматияра. Пакистанские генералы были в восторге, потому что «нашли способ продолжить свою „великую игру“, конечной целью которой было установить дружественный режим или распространить на Афганистан свой протекторат»[1026]. В то же время, вспоминала Фурно, «наши команды „Врачей без границ“ стали замечать присутствие в регионе боевиков, которые явно не были афганцами. Действительно, еще не осознавая этого, мы стали свидетелями прибытия ваххабитских фундаменталистов с Ближнего Востока. Алжирцы, саудиты и сирийцы, депортированные из своих стран за экстремистскую деятельность, оседали здесь, получая финансовую поддержку Эр-Рияда». Комсомольские советники в Афганистане все чаще перехватывали листовки «Джамаати-Ислами» не только на персидском и английском, но и на арабском языке[1027]. Спецслужбы стран Восточного блока также знали об этих переменах: в 1985 году они сообщали о прибытии некоего Усамы бен Ладена, «которого считают главой (эмиром) всех арабов, воюющих в Афганистане»[1028].

Шведский комитет по Афганистану был в курсе всех сложностей, которые привносило в дело оказания гуманитарной помощи присутствие моджахедов и их соратников. Когда представитель МИД Швеции посетил Пешавар, члены ШКА обсудили с ним «исторические случаи поддержки Швецией освободительных движений — таких, как Временное революционное правительство <Южного Вьетнама> или различные группы в Южной Африке. В этих случаях мы оказывали поддержку освободительным движениям, представлявшим население и имевшим влияние и господство на определенной территории». Проблема, по мнению дипломата, заключалась в том, что «движение сопротивления в Афганистане еще не вписывается в этот шаблон». В ответ представитель ШКА «указал, что уже начали формироваться части сопротивления, отвечавшие этим критериям, чего <дипломат> не мог отрицать. Он считал, что раньше Швеция была в подобных случаях на переднем крае и что мы должны делать это и сейчас»[1029]. Шведское управление международного сотрудничества в области развития, признав весомость этих аргументов, в течение многих лет обеспечивало не менее 87 % общего финансирования ШКА[1030].

Дела «Врачей» пошли в гору. Начиная с 1984 года ШКА ежемесячно доставлял тысячи килограммов лекарств в афганские больницы по всей сельской местности. Отдаленные провинции Герат и Фарах получали почти такую же помощь, как и более доступные Кунар или Бадахшан[1031]. При этом три партии — «Джамаати-Ислами» (руководитель Бурхануддин Раббани), «Хезби-Ислами» (Исламская партия Афганистана, ИПА, лидер Гульбеддин Хекматияр) и «Харакати Инкилаб-Ислами» (вождь Мохаммад Наби Мохаммади) — получали бóльшую часть шведских медицинских поставок, соответственно 41 %, 23 % и 12 % от общего количества в 51 тысячу килограммов в 1985 году[1032]. Вскоре деятельность ШКА приобрела такой размах, что офис этой организации в Пешаваре разработал стандартный контракт, оговаривающий условия участия в той или иной сделке. «Народ Швеции, представленный Шведским комитетом по Афганистану, — гласил документ, — и представляющий народ Афганистана в этом контракте эмират территории, носящей название этого эмирата и управляемый эмиром или главнокомандующим…»[1033]

Как и ранее в переговорах с дипломатами из Шведского управления международного сотрудничества, при достижении договоренностей с моджахедами ШКА придерживался очень гибкой концепции суверенитета применительно к авторитарным режимам. Шёнмайр настаивал на том, что в оптимальном случае к афганскому кризису следует подходить точно так же, как к ситуациям в Биафре, Камбодже или Ливане, где кризисы, по крайней мере, признавались на международном уровне, хотя и не были успешно разрешены