не засияли передо мной.

– Молись за себя, – сказала амма. – За то, чтобы пройти весь путь наверх, к славе и любви. Если мне суждено сопровождать тебя на этом пути, я выживу. Ты веришь мне?

– Конечно, верю.

– Тогда молись.

Я кивнула и начала молиться.

Матушка мотала головой в странном ритме, как будто рассматривала звезды вокруг.

Я охнула. Неужели она всегда их видела? Все это время она тоже могла соединять звезды?

Я закрыла глаза и узрела пылающую белую звезду. Она была не больше Кандбаджара, но заключала в себе мощь тысячи миров. Утренняя звезда гудела и пела, становясь то ярче, то темнее, то крупнее, то меньше. Она пульсировала, а на ее поверхности загорались зеленые буквы. У каждой было много линий и углов. Каждая много раз в секунду менялась. Так она писала новую истину в книге всего сущего.

Когда я открыла глаза, глазницы матушки были пусты, а глазные яблоки превратились в лужицы на песке. Я сжала ее почерневшую руку, и та превратилась в месиво, как теплая тыква, которую я ела на завтрак. Я вдохнула дым, поднимающийся от ее тела.

Каждая моя косточка, каждый мускул вопили, словно я распадаюсь по швам. Меня вырвало, закружилась голова, и все вокруг потемнело.

22

Базиль

Золотые доспехи Като покрывали царапины. Деревянную основу и ствол его аркебузы украшали инкрустации и резьба. Золотые ножны сабли были увиты стихотворными строками на парамейском, а рукоять оплетена золотыми нитями.

Я внимательно разглядывал его оружие, ведь оно могло принести мне смерть, если наш план провалится. Кярс, Абу и еще шесть гулямов остановились в устье незнакомой пещеры, с ними был человек, облаченный в просторный черный кафтан и тюрбан. Борода была чуть подкрашена зловещим красноватым тоном.

– Старший Апостол Саид проведет нас, – перевел слова Кярса Абу.

– Проведет туда?

Я указал на пещеру, одну из множества подобных на северной окраине города, сразу за куполом базара пряностей.

– Северный проход идет через эту пещеру, – ответил Кярс. – Кто не знает пути – заблудится и умрет.

Щелк. Я вздрогнул – это Като играл со спусковым крючком своего оружия.

– Слишком ты беспокойный для императора. – Он ухмыльнулся, зубы ярко блеснули в кровавом тумане. – Будет вот как: нас тут восемь правоверных почитателей Лат, а вас, нечестивых ангелопоклонников, – четверо. Когда мы пройдем, вы вернетесь и прождете шесть часов. После этого можете вести все остальное войско – если только запомните путь.

Я кивнул.

– Годится. Отныне все латиане в Зелтурии под моей защитой, и никто из них не пострадает.

Кярс высморкался в шелковый платок. Я услышал, как из его носа вырвался кровавый сгусток.

– Не могу понять, как вы это терпите, – сказал он. – Есть ли что-то хуже, чем этот гнетущий туман?

– Ты бы видел Химьяр, – усмехнулся Като.

Он был в чрезвычайно хорошем настроении. Мне пора беспокоиться?

– А что случилось в Химьяре? – спросил я.

Като взмахнул рукой, разгоняя туман.

– Это.

Первым внутрь пещеры шагнул Старший Апостол Саид, в черном одеянии и тюрбане. Воздев руки над длинной жидкой бородой, он прочел молитву, а потом исчез в темноте и тумане.

Сопровождавшие нас трое гулямов подняли фонари. Толку от них было немного – я едва различал свет, когда гулямы двинулись в темноту.

Я взял с собой пару человек, имевших опыт исследования пещер. Оба были молоды и обладали острым умом. Слева – Эвандер, лучник, способный с пятидесяти шагов сбить инжир с головы. Он родился в селении неподалеку от Деймоса… или Демоскара, как его теперь называют. Справа от меня встал Мирон, центурион, живший около ипподрома в Костане, на моей родине.

Като подал нам знак войти. Он стоял за нами, с тремя гулямами и оружием наготове – на случай нашего вероломства.

Абу пришлось нагнуться при входе в пещеру. Мы последовали за ним. Темноту заполнял кровавый туман, и я едва видел свет фонарей.

– Следуйте за моим голосом, – перевел Абу слова Саида. – Этот путь не опасен. Даже старец вроде меня может его пройти. – Следуйте за моими песнопениями.

Старший Апостол запел что-то печальное, напоминающее молитву. Парамейский порой звучал так прекрасно. Мы последовали за голосом.

Фонари, как тусклые звезды, светились в красном тумане. Я смотрел под ноги, стараясь не наступить на что-нибудь острое, торчащее из неровного грунта. Воздух был прохладнее и суше, чем снаружи, каждый шаг отдавался эхом. Пахло затхлостью, как и должно быть в пещере.

Путь казался довольно легким. Мы держались близко к Абу, он шел за гулямами, охранявшими Кярса, а тот, в свою очередь, за распевающим гимны Старшим Апостолом. Като и его три гуляма топтались позади нас.

Стен пещеры я в сгустившемся тумане не видел. Земля под ногами становилась все более прохладной и грязной, до ушей доносилось эхо далекого стука капель.

У Мирона тряслись руки – он, похоже, и разволновался, и замерз. Я не смог припомнить, женат ли он и есть ли у него дети, помнил только, что он любил гонки на колесницах.

– В этом году ты ставишь на Зеленых или на Синих? – спросил я.

Он посмотрел на меня с улыбкой, полной воспоминаний.

– На Зеленых. Вернее, поставил бы.

– Я всю жизнь был за Зеленых. – Я улыбнулся, ведь всегда приятно встретить единомышленника. – Видел, как год назад Кенто Солари на второй дорожке преодолел разрыв в тридцать шагов за несколько секунд?

– Боюсь, нет, государь император. Я тогда был на ферме. Но отпраздновал на следующий день, как услышал.

– А я думал, ты жил рядом с ипподромом.

– Мы не могли позволить себе там остаться. Район стал намного… респектабельнее.

– А-а-а. – Я почесал голову. – Да, я помню, один из моих канцлеров собирался провести там реконструкцию. Нам пришлось поднять налоги.

Он прикусил губу.

– Наша ферма… она неплохая. Всего в дне езды от Мавроса.

– У меня есть поместье с видом на Маврос. – Теперь он назывался Сиянским морем. – Буду рад, если ты его посетишь. – Я обернулся к Эвандеру, который выглядел более стойким. – А ты за кого? За Зеленых или Синих?

– У нас в Деймосе не бывает гонок на колесницах, государь император. Борьба – вот это по-нашему.

– Отличный спорт, – заметил я. – Не скажу, что я в нем силен. Никогда не любил излишнюю близость.

– То есть тебе не нравится, когда чьи-то потные тела трутся о твое? – усмехнулся Эвандер.

Мы втроем с удовольствием посмеялись. Като что-то бурчал и сопел, словно это он был объектом наших шуток.

– Вы оба женаты? – спросил я.

Они кивнули.

– Дети есть?

Оба