Это испортило мне настроение.

– Ему не сидится на месте.

– Знаешь, я ведь никогда не встречался с Кевой, но мне нравится то, что я о нем слышал. Только, пожалуйста, не расстраивайся из-за этого. Думаю, он хочет помахать своей несокрушимой черной саблей перед лицом Баркама. А Баркам, как любой на его месте, просто обделается от страха.

– Ты не знаешь Баркама. Он не такой, как все. – Я преувеличенно глубоко вздохнула. – А ты с Кевой… Вы думаете, что все проблемы можно решить силой. Запугиванием и устрашением. Этот ключ открывает много дверей, но не все. Замок Баркама взломать сложнее. Тут надо добавить… – Я выдержала долгую паузу. – Капельку меда.

Но Пашанг только рассмеялся.

– Мед-то этот развратник любит. Страшно предположить, с чем приходится иметь дело принцу Фарису. – Он снова сделал большой глоток кумыса, а потом вытер бороду.

– Ты никогда не спрашивал, что нравится мне.

Он поставил кружку на стол рядом со мной и сел.

– Так что же нравится тебе?

– Хочешь сказать… ты даже ничего не подозреваешь?

– Подозреваю? – Он покачал головой. – Ты просишь меня лечь на спину или сама ложишься на спину. И больше ничего.

– Тебе это кажется скучным? Поэтому ты ходишь к другим женщинам?

Он раздраженно хмыкнул.

– Слушай, Сира… По правде говоря, я еще больший извращенец, чем Баркам. Ты вряд ли захочешь знать.

– Ты мой муж. Я хочу знать. И хочу, чтобы ты знал обо мне.

– Так расскажи.

И я вдруг пожалела, что затеяла этот разговор. Пашанг по меньшей мере меня уважал. И даже получал удовольствие в постели, до какой-то степени, но без его уважения наш брак обречен.

– Я знаю, что тебе нравился тот химьяр Эше. В этом все дело? Тебе нравятся химьяры?

Я покачала головой.

– Он нравился мне не потому, что химьяр.

– Слушай, что бы ты ни сказала, даже если это дается тебе с таким трудом, я не буду думать о тебе хуже. Я-то себе нравлюсь, несмотря на то что о себе знаю, а это уже более великое чудо, чем когда Хисти заставил луну кровоточить.

Если бы я могла заставить луну кровоточить. Если бы я была настолько могущественна, мой стыд имел бы куда меньшее значение.

– Как тебе это удается, Пашанг? После всего сделанного ты все равно себе нравишься?

– Я же сказал – это чудо, – ухмыльнулся он. – Ну, теперь ты расскажешь мне свой грязный секрет или мне придется фантазировать, что это может быть?

Его слова вызвали у меня улыбку.

– У тебя все еще возникают обо мне фантазии? Или больше никакой загадочности?

– Я с девяти лет ласкаю себя при мысли о твоей груди. И уверен, что уже не прекращу.

Я расхохоталась.

– Так значит, ты рано зацвел. Я никогда не замечала.

– Ага, как зимний цветок. – Он щелкнул пальцами. – У меня есть отличная мысль.

– Хочешь развязать мне язык? – Я хихикнула.

– Мы захватили у абядийцев много вина. А они делают его лучше всех. Оно сохраняет природную сладость. Ничего общего с вяжущим и кислым пойлом из Песчаного дворца.

Йотрид вернулся с глиняным кувшином, и Пашанг разлил щедрые порции. Мы подняли деревянные кружки и отпили вина.

Оно было таким сладким на языке и островатым, когда прошло дальше.

– Хорошее вино. – Я с удовольствием сделала еще глоток. – Только ради него стоило все это затеять. Ну почти.

– Как бы ни было дерьмово, маленькие радости помогают это пережить.

Я сделала большой глоток, даже слишком.

– Мы могли бы… Ну, знаешь… Когда мы…

– Трахаемся.

– Да. Мы могли бы… пригласить девушку.

Глаза Пашанга загорелись. Он опустошил свою кружку.

– Ты… хочешь прямо сейчас? Потому что я мог бы…

– Не сейчас. У нас дела.

– Но у меня прямо яйца загорелись, стоило это услышать.

– Хорошо. – Я пригубила вина. – И я не имею в виду девушку из дома наслаждений. Она должна быть… невинной.

– Девственница?

– Необязательно. Я хочу, чтобы она испытывала желание, но не слишком пылкое. Чтобы была не слишком старая, но и не слишком юная.

– Ладно. Мы же правители Кандбаджара. Уж точно отыщем такую, которую ты хочешь.

– Ты помнишь Веру, мою служанку?

Пашанг кивнул.

– Я думаю, она хотела со мной переспать. Но я не соблазнился.

Она хотела переспать с ним по моей просьбе.

– Почему?

– Невыразительный голос. Короткие ноги. Слишком бледная кожа.

– А мне все это в ней нравилось.

Он подпер кулаком подбородок.

– И чем же вы занимались?

– Всем.

– Пожалуйста, поподробнее.

Я покачала головой.

– Используй воображение.

– Да хрен бы с ним. У тебя ведь две служанки, да? Выбери одну из них.

– Не могу.

– Я видел, как на тебя смотрит крестейская принцесса. Она будет лизать тебе ноги вместо молитвы. А Нора считает тебя воплощением Ахрийи. Она слишком напугана, чтобы отказаться.

– О Норе не может быть и речи.

– Значит, о Селене речь вести можно.

Я уже пожалела, что рассказала ему. Я не могла даже представить, как предложу нечто подобное Селене, какой бы преданной она ни была.

– Могу сам ее спросить, если хочешь, – сказал Пашанг.

– Не надо, прошу тебя. – Я налила себе еще финикового вина и вытянула ноги на шелковом ковре. – Поверить не могу, что рассказала тебе об этом. И что мы это обсуждаем.

Пашанг закатил глаза.

– Ох уж эта аланийская застенчивость.

– Аланийская? В Пустоши все то же самое. У нас есть законы, манеры и стыд, и все они примерно из того же источника.

– Но аланийцы зашли слишком далеко. У них все должно находиться на определенных местах. И стоит только задуматься о том, чтобы передвинуть что-то хоть чуть-чуть, как тебя объявят дикарем, грешником или еще как. – Он вытянул руки и довольно вздохнул. – Я и забыл, какое чувство свободы дает жизнь в юрте. Здесь гораздо лучше, чем целый день в окружении стен.

– Ты и правда выглядишь здесь счастливее.

Он хмыкнул.

– Я никогда не буду счастлив, пока ты не скажешь мне, чем занималась с Верой. А еще лучше покажи.

Он высунул язык и ухмыльнулся.

– Может, в следующий раз.

Я игриво ущипнула его за плечо.

Выходя из юрты Пашанга, я была слегка пьяна. Когда я приковыляла в свою, в дальнем углу юрты сидела, скрестив ноги, Сади с серьезным лицом.

Она отвела взгляд. Еще один человек, которого можно добавить к списку тех, у кого есть причины меня ненавидеть.

Я легла на шелковую постель. Я чувствовала себя неуютно из-за присутствия Сади, но если бы заперла ее в другом месте, то постоянно волновалась бы. Ведь Кеве так легко прилететь и унести ее