Шрифт:
Закладка:
Эти слова вызвали у меня улыбку. Мне пришлось разобраться в искусстве управления только из-за тех обстоятельств, в которые погрузила меня Зедра. Приятно узнать, что среди шипов выросли и розы.
Базиль должен был вернуться, а мы так и не нашли подходящего решения, чтобы выманить Кярса из храма Отца Хисти.
Я набросала несколько идей Пашангу, но он высмеял все. Наполнить пещеру дымом не получится, потому что там хорошая вентиляция, воздух поступает через узкие щели в горе. Если швырнуть внутрь зараженные трупы, болезнь может распространиться и среди солдат Базиля, потому что они слишком близко. Если атаковать в строевом порядке, может получиться, но солдаты Базиля плохо умеют обращаться с аркебузами, да и аркебуз на всех не хватит. Лучший вариант – атаковать волна за волной, но Базиль, похоже, не желает впустую растрачивать жизни.
Заморить их голодом, конечно, получится, но займет много лун. Нам придется все это время жить в здешнем лагере, а я скучаю по Песчаному дворцу и его уютным покоям.
Мы с матушкой прошлись по оазису. Под группой качающихся пальм играли дети йотридов и силгизов. Ветерок разносил их сладкий смех. Всадники пасли кобыл на желтой траве высотой по колено.
Сегодня дул осенний ветер с Пустоши, и я накинула поверх кафтана шерстяной халат. Матушка была в сине-золотистой парче. Похоже, ей нравился холод.
– Твой отец обожал пустыню. Наверное, ты унаследовала это от него.
Я немного удивленно кивнула.
– Он никогда этого не говорил.
– Ты была еще слишком мала, чтобы узнать его по-настоящему.
– Хорошо, что я хотя бы могу узнать тебя, амма.
– А я – тебя. – Она посмотрела на меня с гордой улыбкой. – Моя дочь, султанша Аланьи Сира.
– Звучит гораздо грандиознее, чем есть на самом деле. – Я мрачно усмехнулась. – Недостаточно покорить, нужно еще и править. Лучше, чем прежние правители. И это… это оказалось непросто.
– Нет в нашей крови умения повелевать другими. Силгизы – свободный народ. И все же у тебя стать императрицы. Порой я смотрю на тебя и удивляюсь, в кого ты такая.
– В тебя и папу.
– Да. – Она положила теплую руку мне на щеку. – Ты должна знать, как я сожалею, Сира.
– Сожалеешь? О чем?
– Мне следовало любить тебя так же сильно, как Джихана и Бетиля.
Я взяла и сжала ее руку.
– Я никогда не чувствовала себя нелюбимой.
– Потому что ты не знаешь… – Она печально улыбнулась. – Яммар хотел за тебя сражаться. Хотел забрать у йотридов. – Ее глаза увлажнились. – Но я убедила его этого не делать. Убедила его, что ты – небольшая цена за мир с йотридами и Аланьей.
Я всегда считала, что это отец меня отдал. А теперь оказалось, что он хотел за меня сражаться. Все это время я считала, что стою не больше красивого ковра, который хранишь, но, если его захочет получить кто-нибудь могущественный, ты без колебаний его отдашь.
По обветренным, морщинистым щекам матери потекли слезы.
– Ничего страшного, амма. Все это лишь вода в реке, давно утекло. И ты в какой-то степени была права. Мир стоит дорого.
Мы прошли мимо силгизки, доящей чубарую кобылу, – жирное молоко текло в толстый мешок из лошадиной шкуры.
– Хотелось бы мне быть еще молодой, – сказала матушка. – Я запрыгнула бы в седло и поскакала в бой в первых рядах. Сражаться за твою Аланью. Тебя избрали Лат и Потомки, Сира.
– Ты правда так считаешь?
– Я это знаю. Когда в тот день ты держала меня за руку и мы вместе молились за победу над человеком в доспехах Ахрийи, я увидела Утреннюю звезду. В легендах о Потомках говорится, что некоторые из них могли вызвать Утреннюю звезду. Это благословение Лат.
Как же она заблуждалась. Я не могла сказать ей, что Утренняя звезда и Кровавая звезда – это одно и то же. Сомневаюсь, что мама с этим смирилась бы.
Я – и то с трудом.
– Твоя поддержка бесценна. Знаешь, бывают времена, когда уже невмоготу. И тогда я скучаю по детству, когда играла с жеребятами. – Наверное, я могла бы рассказать ей о своих чувствах. В конце концов, она моя мать. – И, честно говоря, мне очень одиноко.
– Ты ведь замужем за йотридом, так что я не удивлена.
– Пришлось, иначе меня просто не стало бы. Пашанг… это Пашанг. Я знала, что делала, когда выходила за него.
– Твой отец однажды на три дня ускакал в глубину Пустоши, чтобы достать мне сияющие оранжевые азалии, растущие только на одном горном кряже. На том, где живут племена язычников, которые, по слухам, любят человечину. Он был романтиком и глупцом.
Мы засмеялись. На мгновение я увидела лицо влюбленной девушки. Как бы мне хотелось иметь похожие воспоминания, чтобы прибегнуть к ним в трудную минуту.
– Ты несешь более тяжкое бремя, чем мы все, – сказала матушка. – Как бы мне хотелось, чтобы ты иногда радовалась жизни.
Радость… Какое интересное слово. Но то, что доставляло мне радость, было слишком неприлично для материнских ушей.
Я заметила среди желтой травы нежную пустынную розу.
– Ты права… Мне и правда нужно найти в этом радость. Я не могу постоянно держать раскаленные угли.
Я сорвала пустынную розу и вручила ее матери. Она понюхала цветок и улыбнулась.
Я всерьез восприняла совет матери найти радость в жизни. Вечером я ждала Пашанга в его юрте. Там пахло им и его серебристой кашанской кобылой.
Я уже почти заснула, когда он вошел. Его лицо было встревоженным.
– Базиль не пришел.
– Но еду-то они получили?
Он кивнул.
– За едой явился целый отряд красноглазых крестейцев. Но Базиля среди них не было.
– Может, он занят. Бедняга. Ты когда-нибудь встречал настолько отчаявшегося человека?
Пашанг взорвался гортанным смехом.
– Ты знаешь, сколько человек умоляли у моих ног сохранить их печальную, жалкую жизнь? Выглядели они гораздо более отчаявшимися. Базиль крепче, чем кажется.
– Давай дадим ему еще день. Что еще нам остается?
Пашанг налил в деревянную кружку кумыс. В Кандбаджаре он редко пил кумыс. Возможно, оказавшись в пустыне, в юрте, он вернулся к йотридскому образу жизни.
– Есть и другие новости. – Он сделал большой глоток, заставив меня замереть в ожидании. – Один из разведчиков заметил в