Если он сейчас же не бросит гитару и не подойдет к ней, то просто сойдет с ума. И все же Бакстер продолжал играть. Слова складывались в стихи легко, как в старые добрые времена. Альма обхватила себя руками и закрыла глаза. Ее прекрасное лицо светилось умиротворением, и каждая клеточка его тела вдруг наполнилась спокойствием. Он мог бы играть для нее до рассвета… всю жизнь.

Но эти мысли не должны сбивать его с толку. Через несколько часов он улетит. А что, если все происходящее – лишь сон?

Когда Бакстер положил гитару, Альма сказала с нескрываемым изумлением:

– Я думала, твои песни не должны сильно цеплять.

– В том и проблема. Поэтому лучше не влюбляться. Становишься слишком сентиментальным.

«Ни шага назад», – подумал он. Не сейчас, когда времени и так почти не осталось.

Альма долго не сводила с него взгляд. В ее глазах он прочитал приглашение. Она испытывала к нему то же влечение, что и он к ней. Тишина, как магнит, притягивала их ближе друг к другу. Бакстер уже собирался сделать шаг, когда она сказала:

– Ты правда думаешь, что влюбился в меня?

Он шумно выдохнул, словно несколько минут сдерживал дыхание.

– Никаких сомнений. Влюбился. Теперь вот песни тебе пою, как Берт Бакарак. Какие еще доказательства тебе нужны?

Альма разразилась заливистым смехом. Какое счастье, что он может заставить ее вот так смеяться! У Софии его шутки тоже неизменно пользовались успехом. Он часто поддразнивал жену подобными разговорами.

Пока Альма утирала слезы счастья, не замедлило вернуться прошлое… Они сидят с Софией на скамейке на набережной в Чарльстоне и наблюдают за проплывающими мимо судами. Тогда он сказал Софии: «Из-за тебя я сделался сентиментальным. У меня пропало всякое желание петь о сильных духом. Боб Дилан меня бы убил. Ты же не против, если я продолжу вгонять тебя в меланхолию?» София коснулась его груди и ответила: «Чего-чего, а меланхолии тебе хватит на несколько жизней. Не забывай, откуда ты родом».

Он вернулся в настоящее. В этот раз мысли о Софии его не расстроили, скорее наоборот, помогли ощутить всю полноту момента, и он окончательно перестал сопротивляться.

– Не думал, что ты способна так смеяться.

– Не думала, что ты способен так рассмешить, – ответила Альма. – Берт Бакарак – американец, Бакстер-на-все-руки. Как много личностей уживаются в одном человеке!

– Не без этого, – усмехнулся Бакстер и вполне серьезно добавил: – И все они от тебя без ума.

– Правда?

– И всем им не хочется уезжать.

Сейчас или никогда. Он отложил гитару в сторону и подался вперед.

– Но у нас есть сейчас. Остальное не имеет значения.

– Уверен? – прошептала она, раскрывая плед.

Бакстер кивнул.

– Совершенно уверен.

Их губы встретились, и его душа пустилась в пляс, как та испанка в красном платье в пещере. И пусть у них с Альмой нет будущего, зато у них есть это мгновение. Альма опустилась на землю и притянула его к себе. В страстном порыве они прижались друг к другу.

На короткий миг они разомкнули объятия – Бакстер хотел запомнить Альму, красивую и желанную, и навсегда сохранить в памяти этот миг. Он покрывал поцелуями ее лоб и щеки. Пальцем провел по ее губам, подбородку, шее и положил руку ей на грудь. Сердце Альмы под рубашкой бешено колотилось. Оно пело.

Эту песню он заберет с собой.

Бакстер проснулся от холода. Было ранее утро. Они с Альмой лежали, плотно укутанные в плед, на втором одеяле, которое он достал из багажника ее машины. Пение птиц звучало песней надежды. Бакстер чувствовал себя проснувшимся после зимней спячки медведем. Над горами во всем своем оранжевом великолепии вставало солнце. Его лучи играли в каплях росы, которая за ночь скопилась на листьях.

Такой рассвет он видел впервые в жизни. Неведомый художник разрисовал небо в яркие цвета. Свет лился отовсюду. Лучшего символа начала новой жизни придумать было невозможно.

Он поцеловал Альму в макушку. Она зашевелилась.

– Смотри! – Альма указала пальцем в противоположном от солнца направлении. Бакстер проследил за ее взглядом и метрах в пяти увидел несколько диких лошадей. Одна из них потрясла гривой и заржала.

Шерсть животных блестела на солнце. Они стояли и без всякого страха смотрели на Альму. Она – их вожак, granjera поместья.

– Иди поздоровайся, – предложила Альма.

Он помотал головой.

– Спугну.

– Сегодня не спугнешь.

Он встал и осторожно направился к лошадям, чувствуя, что Альма идет следом, наблюдает.

– Доброе утро, парни. Buenos días, – поприветствовал животных Бакстер.

К его великому удивлению, лошади не отскочили. Он протянул руку к ближайшему животному, высокой вороной лошади с коричневым пятном под глазом, и погладил ей лоб.

– Ты меня не боишься? – прошептал Бакстер.

– Похоже, уже считает тебя своим, – сказала Альма, становясь рядом. – Когда такой рассвет, трудно не обрести веру, правда? Даже такому скептику, как ты.

– От скептика уже ничего не осталось. Какое утро! – согласился Бакстер. Он погладил лошадь по носу и снова поднял глаза на сияющее небо. Верить было легко.

Через пару мгновений они уловили запах горящих дров. В окнах на первом этаже уже горел свет.

– Твоя мама проснулась.

Альма грустно улыбнулась.

– Пойду к ней. Она ждет.

Бакстер взял ее за руку.

– Останься на несколько минут. Потом пойдем вместе. – Он притянул Альму к себе и прижался щекой к ее щеке. – Tranquila.

– ¿Tranquila? Серьезно? Ты стал испанцем?

Ее дыхание щекотнуло ухо, и по спине у него побежали мурашки.

– Только учусь, – мысль, что скоро придется с ней проститься, кольнула Бакстера в самое сердце, которое, как он теперь понял, тоже проходило тренировочный курс.

Глава 35

Семейные узы

Эстер сидела у камина, сжимая в руках чашку кофе; причудливо изогнутые струйки пара гладили ее по лицу. Когда они вошли, Эстер развернулась, а Пако весело вскочил и побежал к ним на встречу.

Альма погладила пса и поцеловала мать в макушку. Они заговорили на испанском, и Бакстер услышал слова извинения. Потом Эстер обратилась к нему, перейдя на английский:

– Рудольфо будет здесь через несколько минут. Я покажу ему запись и хочу, чтобы вы оба присутствовали при разговоре.

– Мне остаться? – удивленно переспросил Бакстер. Он подошел и встал рядом с Альмой спиной к огню. Он предпочел бы, чтобы этот разговор состоялся после их с Мией отъезда.

– Прошу тебя, – сказала Эстер, поставив кружку на стол. – Мию забрал Диего.

– Что?! Она уже