Рудольфо сокрушенно запустил руку в свою ухоженную шевелюру.

– Он потерял почти все сбережения. Я узнал об этом, просматривая финансовые отчеты. Отец снимал большие суммы наличными в банке в Гандии. Я уличил его в этом. Сначала он пытался все отрицать, и тогда я пригрозил ему, что задам вопросы тебе. Тогда он и признался, что проиграл в карты уйму денег. Отец умолял меня не рассказывать тебе. Да я и сам не хотел. Здесь мы были единодушны. Тебе только что сделали операцию.

Поза и тон не оставляли сомнений, что он говорит правду.

– Вы помните день, когда мы подрались? – обратился Рудольфо к Эстер и Альме. – Он во всем сознался. Я попросил его одуматься. Отец ответил, что имеет право распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Поэтому я и перевел их все на свой счет.

Дрова в камине затрещали. Бакстер посмотрел на портрет дона Хорхе. Рачительный хозяин. Новатор в производстве оливкового масла. Известный в провинции человек. А что, если все это наносное? Или… Рудольфо лжет, и проверить его слова почти невозможно.

– Деньги у тебя? – спросила с недоверием Эстер.

Он помотал головой.

– Нет, парни, с которыми он играл в карты, пришли ко мне и потребовали вернуть карточный долг. Я ответил им, что это долг отца, а не мой, но стал платить. – Рудольфо показал руку. – И лишился пальца.

Последние слова прозвучали как гром среди ясного неба. Они отрезали ему палец?! Про такое не врут.

Эстер сделала каменное лицо.

– Не лги мне.

Рудольфо взял в руки висевший на его шее крест и поцеловал его.

– Клянусь. Я хотел все рассказать тебе, мама. Но боялся, что новость убьет тебя. И боялся, что ты возненавидишь отца. Решил, что справлюсь самостоятельно. Вы с Альмой никогда не узнали бы. После того как мне отрезали палец, я отдал им все сбережения. Мы остались должны им двести тысяч евро. Я надеялся вернуть долг после продажи имения из своей доли.

Бакстер откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам.

– Получается, те парни, которых мы видели в городе… – осторожно начал Бакстер, испытывая угрызения совести за то, что плохо думал о Рудольфо.

– Это они. И от них лучше держаться подальше.

Да уж, отрезанный палец – доказательство убедительное.

Рудольфо поправил часы.

– Имение в любом случае пришлось бы продавать. Наше предприятие идет ко дну, причем уже много лет. Я наделся, что смогу сам решить этот вопрос. Простите, что ничего не рассказал. Не знал, как поступить.

– Я подумала, что ты обворовал нас, – сказала Эстер, которая оправилась от первоначального шока и взяла себя в руки.

– Мама, я никогда не посмел бы украсть у вас. – Он протянул ей руку. – Я просто не хотел, чтобы ты переживала. Главное для меня, чтобы ты быстрее поправилась. – Тень грусти легла на его лицо. – Я мечтал увезти тебя в Мадрид, поближе к врачам, и окружить заботой.

Эстер расплакалась и начала целовать руку Рудольфо в том месте, где когда-то был палец.

– Не могу поверить, что ты пошел на такие жертвы…

И какой бы запутанной и странной ни казалась ситуация и откровения последних минут, Бакстер видел главное – осколки, оставшиеся от семьи, соединяются в единое целое. Более прекрасное зрелище трудно было представить.

Рудольфо обнял Эстер и похлопал ее по плечу.

– Все хорошо, не переживай. Отец натворил дел. Но я разберусь. Они отстанут от нас, как только я выплачу остаток долга. И все закончится.

– Теперь это не твоя проблема, а наша, – сказала Эстер.

Бакстер дотронулся до руки Альмы.

– Ты как?

Она покачала головой, до сих пор не оправившись от потрясения, кивнула Бакстеру, а потом обратилась к брату:

– Если ты лжешь, я тебя убью.

Рудольфо выпустил из объятий мать, подошел к сестре и встал перед ней на колени.

– Я хотел все рассказать, но подумал, что справлюсь с проблемой самостоятельно. Я знал, как сильно ты любила отца, и не хотел причинить тебе боль.

– То есть ты предпочел, чтобы я ненавидела тебя?

– Ради тебя я готов на все. Ты моя сестра.

На последних словах его голос дрогнул, и у Бакстера не осталось никаких сомнений, что Рудольфо честен с ними.

В глазах Альмы заблестели слезы. Отодвинув стул, она тоже опустилась на колени перед братом. Глядя на эту картину, Эстер разрыдалась еще сильнее. Затем встала и подошла к своим детям.

Бакстер смотрел, как эти трое сжимают друг друга в объятиях, и вспомнил свое детство. Забившись в угол комнаты, бесконечно одинокий, он слушал, как родители орут друг на друга. Никто никогда не подошел и не взял его на руки. Никто никогда в жизни его не обнял. Все изменилось, только когда он встретил Софию.

Рудольфо сознательно пошел на все эти жертвы, чтобы защитить мать и сестру. Возможно, не самое умное решение в жизни, но однозначно достойное уважения. Понятно теперь, почему он так по-свински себя вел. Проступки отца легли на плечи Рудольфо тяжелым грузом. И нес он его в одиночестве, точно так же, как Бакстер.

«Вот это я понимаю, настоящая семья!» Вспомнив, что они сегодня уезжают, Бакстер опечалился еще больше. Совсем недавно он переживал, что Мия с болью в душе будет смотреть из окна отъезжающего «Ауди». Нет… скорее не Мия, а он. В нем продолжал жить тот мальчишка, который все детство просидел в углу. Стоя на коленях на заднем сиденье удаляющегося авто, он будет долго махать рукой единственным родным людям.

В это мгновение Бакстер понял истинное значение слова «семья».

Глава 36

Пора домой

Пришло время уезжать.

С момента, когда они показали Рудольфо запись и сняли последнюю завесу тайны с дел семейных, прошло около часа. Диего привел Мию. Провожать их пришло семейство в полном составе, включая булочника Альберто.

Над головами плыли радужно-зефирные облака. Воздух был напоен ароматами осени, горящих поленьев и обещанием зимы. Под ногами шуршали опавшие листья.

Бакстер отнес чемоданы в машину и завел двигатель. Арройо толпились вокруг уезжающих. Каждый хотел обнять их и поцеловать напоследок. На лицах Эстер, Альмы и Рудольфо он видел ту же легкость, что чувствовал сам. Понятно, что они выглядели несколько уставшими, но, самое главное, теперь в их глазах светилась надежда.

Бакстер поцеловал Эстер в щеки.

– Мы вернемся при первой возможности. Берегите себя.

– Постараюсь. А ты береги Мию.

– Да, мэм.

Должно быть, она заметила