— Нет. Он просто очень близкий друг, которому я доверяю, — быстро говорю я, надеясь погасить предположение, которое он сразу же воспламенил.

— У тебя есть любовник?

Я сердито прищуриваюсь, пытаясь понять, к чему он клонит. Лезет в мою личную жизнь, когда мы едва знаем друг друга, любопытный ублюдок. Может быть, мне следует допросить его и спросить, способен ли он найти себе любовниц как безликий мужчина.

— Это сложно, — говорю я, вскакивая со своего места, чтобы встать, не желая беспокоить Кору и увеличивать дистанцию между мной и тем, кто владеет тенями передо мной.

Я бесшумно передвигаюсь по краю корабля, пробираясь к вантам, которые тянутся высоко к "вороньему гнезду". Я чувствую его присутствие, скрывающееся за моей спиной, явно не закончивший разговор, как я.

Я вскакиваю, хватаюсь за веревку и начинаю свое восхождение на вершину. Веревка царапает мои ладони, когда я заставляю свои мышцы тянуть свой вес вверх. Когда я, наконец, достигаю вершины, я перекидываю ногу через изогнутый край открытого пространства и приземляюсь внутри смотровой площадки.

Не прошло и полного вдоха, а Тень уже со мной в "вороньем гнезде", делая и без того небольшое пространство еще меньше.

— Это не ответ, — рычит он.

— Этого ответа достаточно, — выплевываю я в ответ. Он пытается покопаться в моей личной жизни — в моем мире, — когда он даже не может взглянуть в лицо своей собственной. Прячется в своей тени и невидим для всех.

Я чувствую, как его тени кружатся в чувственном танце вокруг нас. Забаррикадировав нас, когда она огибает край вороньего гнезда, они оставляют только отверстие, чтобы увидеть проснувшийся полумесяц в небе над головой. Мой пульс ускоряется, потому что это также способ удержать меня внутри.

Его рука в перчатке вытягивается и хватает мою руку, переворачивая ее, чтобы посмотреть на мою ладонь. Гладкое прикосновение его обтянутого кожей большого пальца потирает внутреннюю сторону, отмечая пятно крови, оставшееся после того, как Кора исцелила меня. Я смотрю на это движение, желая увидеть его лицо, чтобы понять, о чем он думает.

Я чувствую, как его большой палец останавливается, прежде чем его голос прорезает темноту.

— У тебя нет пары.

Я смотрю на свою руку, и в груди у меня сжимается сердце от мысли о том, что у меня есть пара.

— Не в этой жизни, — говорю я ему.

Честность просачивается из меня, когда я делюсь маленькой частичкой себя. Как бы сильно я ни отчаянно хотела пару, я не собираюсь продолжать задерживать дыхание.

Тепло, исходящее от него, окружает меня, как приветственное тепло в прохладном морском воздухе. Его рука отпускает мою, когда он быстрым движением поднимает ее, хватая меня за челюсть и заставляя мои глаза заглянуть в его водоворот бесконечной тьмы.

— Чего ты хочешь в этой жизни? — Его голос глубокий, но приглушенный, как бархатистая ласка.

Мои брови хмурятся, когда я обдумываю его слова. Спрашиваю себя, почему его это волнует. Интересно, почему этот мужчина, который ни с кем не разговаривает, который прячется в ночи, спрашивает меня о таких вещах. Меня пронзает раздражение от того, что он пытается залезть мне в голову. Я дергаю подбородком, надеясь высвободить его руку из своей челюсти. Но его хватка сильна, и мои попытки бесполезны.

— Отпусти, — киплю я, делая последнюю попытку освободиться от его хватки. Он отказывается, и я начинаю понимать, что он не смягчится. Дыхание со свистом вырывается из меня, внезапно я устаю от…всего. — Чего я хочу в этой жизни, не имеет значения. Я уже некоторое время танцую на грани мелодии смерти.

Он на мгновение замолкает.

— Тебе никогда не следовало танцевать под песню смерти в одиночку, маленький демон. — Серьезность в его голосе трогает что-то глубоко внутри меня. Ту часть меня, которая жаждет общения и никогда не знала, каково это — иметь настоящую семью, которая сожжет мир ради тебя.

Мои проницательные глаза погружаются глубоко в темное море его капюшона, желая пробиться сквозь волны и увидеть истинное сокровище, скрытое внутри. Этот раздражающий линчеватель передо мной только что восстановил осколок моей изломанной души одной строчкой.

Рука на моей челюсти начинает казаться приветливой, требуя, чтобы я прислушалась к его словам, поскольку я становлюсь жадной в желании услышать их. Его тени слегка сдвигаются, позволяя ветерку проникнуть внутрь. Я зачарованно наблюдаю, как тени в его капюшоне закручиваются спиралью, но плотность, кажется, рассеивается.

Поток ветра проносится мимо него и мягко скользит по моему лицу, принося с собой его запах. Больше не скрывая его за своей силой. Более сильный аромат, который доносится до меня, когда он выпускает из себя часть своих теней.

Я замираю. Каждый мускул в моем теле напрягается, когда мой рот приоткрывается в неуверенности.

Этого не может быть. Я должна ошибаться.

Но его лицо… оно знакомо.

— Ты, — усмехаюсь я, яд сочится из моего голоса.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Эмма

Я с неистовым восхищением наблюдаю, как черные завитки начинают отступать еще больше. Его рука в перчатке в последний раз касается моей челюсти, прежде чем она исчезает, падая на его бок.

Я без малейшего колебания высвобождаю свой кинжал и подношу его к его шее, прежде чем он успевает заметить мои движения. Просовывая руку в тепло его капюшона, я смотрю, как осколки его исчезающей темной бездны поглощают ее целиком. Но я чувствую, как мягкость его плоти касается моих пальцев, и его учащенный пульс бьется о стальное лезвие. Я держу его там, бросая ему вызов.

Знание.

Ожидание.

Тьма под его плащом еще больше рассеивается, когда два пронзительных глаза смотрят прямо в самую суть меня.

Бросая мне вызов.

Я сильнее прижимаю заостренный край к его горлу, поскольку усиливающийся ветер доносит аромат кедра и клена от его тела. Сводящий с ума запах приобретает смысл теперь, когда он обволакивает меня греховными обещаниями, в то время как два ледяных голубых глаза всматриваются сквозь оставшиеся тени, светясь в лунном свете.

Темный принц.

Я ожидала увидеть ухмылку, когда тени рассеются, но вместо этого все, что я нахожу, — это принца Дрейвена, заглядывающего глубоко в мое существо. Пристально, не мигая, смотрит, даже не дрогнув, на оружие, готовое скользнуть по его яремной вене.

— Почему? — Я киплю. Мои ноздри раздуваются от правды, стоящей передо мной.

— Потому что кто-то должен делать что-то большее, чем просто планировать собрания, которые заканчиваются нулевым результатом, — говорит он рычанием, пронизанным такой решимостью, что это ошеломляет.

Он говорит серьезно. Говорит прямо из глубин