сделать хотя бы самый первоочередной ремонт: застеклить окна, исправить водопровод, отремонтировать кухню и т. п. Всё это требовало времени, и они начали приём раненых лишь спустя неделю после своего прибытия, тем более что с ремонтом Перов не торопился — ведь госпиталь Алёшкина уже работает, справляется, ну и ладно. Так, несмотря на появление в Таллине второго армейского госпиталя, пока вся тяжесть лечебной работы лежала на двадцать седьмом.

Его работу неожиданно осложнило ещё одно обстоятельство. В один из дней одновременно с ранеными в госпиталь поступила большая партия отравленных. Произошло это так. Числа третьего или четвёртого октября 1944 года Алёшкин уселся обедать. Раненых было немного, он, дежуривший в эту ночь, сумел поспать и отдохнуть утром, поэтому обедал, не торопясь. Вдруг в комнату вбежал перепуганный дежурный по госпиталю врач Батюшков с криком:

— Товарищ майор, там сразу привезли человек пятьдесят раненых или больных! Что делать? С ними фельдшер приехала, она их и привезла. Да они какие-то все странные — не то пьяные, не то ненормальные…

Борис, конечно, вскочил из-за стола и через несколько минут был уже в сортировке. Там его дожидались взволнованная, невысокая, худенькая девушка, лейтенант медицинской службы, с сутуловатым пожилым капитаном. Увидев входящего майора, они оба встали, и девушка, чуть не плача, начала:

— Товарищ майор, помогите! Я фельдшер отдельного сапёрного батальона лейтенант медслужбы Вахрушева, а это командир батальона капитан Иванцов. Наши бойцы из первой роты находились после боя на отдыхе во втором эшелоне. Как мне удалось выяснить, к ним в гости случайно забрёл разведчик. Он сообщил, что недалеко в сарае есть несколько бочек спирта, что вот он сам налил канистру и несёт к своим, и что если ребята хотят, то могут этим спиртом воспользоваться. Желающие, конечно, нашлись, и через полчаса вся первая рота нашего батальона уже распивала этот спирт. Я случайно проходила мимо, увидела и спросила их, что это они пьют. В ответ один из них, кажется, успевший принять на грудь больше других, дурашливо сказал: «Товарищ лейтенант, ром немецкий пьём! Может, и вы попробуете?» Я сразу вспомнила, как нас предупреждали в школе, которую я только в прошлом году окончила, что немцы могут оставлять для наших солдат различную отраву. Схватила канистру с остатками жидкости и побежала с ней к капитану. Некоторые из солдат погнались за мной, но до дома, где остановился капитан, было близко, и я успела раньше. Я ему также рассказала, как и вам, и потребовала, чтобы всех выпивших увезли в госпиталь. Он засмеялся: «Ну, девушка, — сказал он, — если мы по каждой пьянке будем такой шум поднимать, так нам и воевать будет некогда!» Я настаивала на своём. Тогда он вместе со мной направился в эту роту. Там стоял страшный шум: выпившие бушевали, ругали меня и уже отрядили пару человек, чтобы те принесли спирт. Одновременно кое-кто побежал сообщить о найденном спирте и другим ротам нашего батальона. При виде капитана все несколько успокоились, но тот, у которого опьянение было сильнее, уже лежал без сознания. Тогда и капитан понял, что случилось что-то неладное. Он послал одного из трезвых солдат в домик, где жил замполит и другие командиры, с приказанием никого из расположения батальона не выпускать. Сразу же вызвал три автомашины. Вместе с ним мы стали опрашивать бойцов, кто из них пил принесённый спирт. Многие вначале не признавались, но когда увидели, как в машину понесли заводилу, начавшего попойку, без сознания, то испугались. Мы всех их погрузили в машины, и вот мы здесь.

Борис сразу оценил опасность создавшейся обстановки. Судя по запаху из канистры, которую ему протянула фельдшер, он решил, что это, по-видимому, метиловый древесный спирт, который, как он знал, является смертельным ядом. Медлить было нельзя, Алёшкин приказал Батюшкову немедленно разгрузить все машины, пострадавших поместить в особые палаты и вызвать к ним для оказания медпомощи весь персонал, свободный от работы в операционной. К счастью, таких оказалось много.

Возглавила эту группу работников госпиталя начальник первого отделения майор медслужбы Минаева. Узнав вкратце от Батюшкова, в чём дело, она тоже решила, что произошло отравление метиловым спиртом, и немедленно начала проводить соответствующие процедуры.

Конечно, первое, что пришлось сделать, хотя некоторых уговорить удалось не сразу, это тщательное промывание желудка. Затем началось применение сердечных средств в виде подкожных, внутримышечных и внутривенных вливаний и прочее, показанное в таких случаях, лечение.

Канистру с остатками спирта Алёшкин сразу же отправил на анализ в госпитальную лабораторию и уже через пятнадцать минут имел лабораторное подтверждение своего предположения. Тогда он вызвал Захарова, приказал ему взять с собой десять санитаров с автоматами и на машинах этого же батальона отправиться в разведроту (капитан знал, где она стоит, и мог служить проводником), изъять имевшийся там спирт, собрать всех выпивших, выяснить у них, где находится тот склад, проехать туда и уничтожить все имеющиеся там запасы. Если будет возможно, привезти одну бочку в госпиталь. Всех выпивших из разведроты и из других подразделений сапёрного батальона, если таковые обнаружатся, немедленно доставлять в госпиталь. Последнее распоряжение он отдал фельдшеру Вахрушевой и врачу Батюшкову, которые должны были поехать на оставшихся двух машинах.

Все распоряжения Алёшкина были точно исполнены, и к вечеру в госпитале уже находилось 67 человек отравленных. Многие из них вели себя агрессивно, кричали, что они не пили, а только чуть-чуть попробовали, что они совершенно здоровы и в госпитале им делать нечего. Особенно шумели девять разведчиков, привезённых Захаровым.

Однако к утру картина резко изменилась. Около тридцати человек находились в очень тяжёлом, почти безнадёжном состоянии. Спустя сутки они всё-таки почти все погибли. Не помогло ни переливание крови, ни другие мероприятия. Остальная часть, хотя и осталась в живых, но тоже была не стабильна. И почти все они стали жаловаться на ослабление зрения. Действительно, больше половины из оставшихся в живых ослепло.

Оба днища железной бочки, которую привёз с собой Захаров, были выкрашены красной краской. На одном крупными буквами по-немецки было написано «метанол», на противоположном нарисован череп, под ним перекрещенные кости, и ещё одна надпись по-немецки «яд». Анализ жидкости показал, что это смесь этилового и метилового спиртов, и, как впоследствии выяснилось, она предназначалась для разогрева танковых моторов.

Чтобы закончить описание этого случая, скажем, что по срочному донесению Алёшкина в санотдел армии, к нему в госпиталь в этот же день была направлена специальная группа врачей-токсикологов из отдельной роты медрезерва армии. Они и взяли на себя дальнейшее руководство по спасению отравленных, используя персонал госпиталя как вспомогательную