направлению несообразны с положением, какое должна иметь периодическая печать в благоустроенном обществе. Таковые уклонения печати не могли быть с успехом преследуемы оттого, что постановление о печати в некоторых отношениях не полно, а отчасти содержит не довольно точные определения». Поэтому комитет выразил желание ввести в закон соответствующие дополнения и исправления. Государь повелел: «Исполнить».

«Сейм, по смыслу Высочайшего предложения, — как указал депутат проф. Ф. Л. Шауман, — не имеет права подробнее рассматривать его. Он мог или принять или отказаться от нового постановления по вопросу о свободе печати, т. е. дать краткий ответ на предложение: да или нет». Сенатор Снелльман предлагал земским чинам принять предложение правительства. «Закон о свободе печати, — говорил он, — не есть обыкновенное законоположение, а является политическим законом. Мне думается, что в Европе найдутся страны, где подобный закон признавался бы большим преимуществом перед отсутствием всякого закона. Если нам предстоит будущность без закона о печати, то мы возвратимся к положению, существовавшему до 1863 года. Каждый, вероятно, помнит, какое недовольство царило тогда в стране в виду того произвола, которому была предоставлена печать; всяк помнит агитации и демонстрации, которые следовали одна за другой. Не говорю уже о корреспонденциях, к которым единственно можно было прибегать и которые принесли большой вред стране».

По рассмотрению на сейме 1867 года Высочайшего предложения, земские чины не согласились на проектированные правительством перемены. Проект, предложенный сеймом, был отвергнут, и в административном порядке составлен и утвержден новый закон о печати.

В виде итога деятельности земских чинов, отметим, что на сейме 1867 года «сословия приняли на себя ответственность за «финляндский банк», ассигновали сумму для выкупа сельских усадеб, находящихся на донационных землях, и на постройку железной дороги Рпхимяки-Петербургской, приняли новый церковный закон, по которому последователям евангелическо-лютеранского вероисповедания дозволяется переходить в другую веру и принимать в свою всех, кроме лиц православного исповедания, и иметь не далее, как через каждые десять лет, церковные соборы. Вообще этим законом установлена местная финляндская, церковь. Затем, тот же сейм 1867 года расширил свободу торговли и промыслов, и главное — принял сеймовой устав, который значительно расширил конституционные права Финляндии: им узаконено периодическое, не далее, как через пять лет, созвание сеймов, предоставлено сословиям право свободы сходок и др.

Следовательно, финляндский сейм 1867 года работал столь же усердно и плодотворно, как и первый.

При закрытии сейма епископ Ф. Л. Шауман вновь проявил свою строптивость и не встретил генерал-губернатора согласно § 7 церемониала у церковных дверей и вовсе не присутствовал на торжестве. Государь не одобрил поступка Шаумана, но заявление генерал-губернатора, тем не менее, оставлено было Его Величеством без последствий. Сейм был закрыт Высочайшей речью, в которой говорилось: «С наступлением всемилостивейше указанного Мной срока для закрытия настоящего сейма, за действиями коего Я следил с отеческим участием, отдавая полную справедливость трудолюбивой деятельности вашей, не могу, однако же, не выразить сожаления Моего, касательно возникших по некоторым важным вопросам недоразумений, в отношении к Моим соображениям, чрез что вы сами привели Меня в необходимость прибегнуть к распоряжениям, которых я желал предупредить взаимным соглашением на прочных и благих началах.

В опровержение возникшего ошибочного толкования порядка передачи Государем сейму предложений, Мной вместе с сим Сенату указано на существующие постановления».

Лето 1867 года долго оставалось страшным воспоминанием для финского земледельца. Финляндию посетил ужаснейший голод. Грозное бедствие сказалось сперва общим недостатком кормов, вследствие продолжительной зимы. Начался падеж и истребление скота, ибо приходилось убивать его, за неимением продовольствия. «В южной Финляндии земля еще во второй половине мая была покрыта сугробами снега. Из Тавастгуса писали 29 мая (1867 г.): снег выпал еще на этой неделе, ходят по льду; из Сердоболя — 1 июня: мы здесь еще почти занесены снегом, а из Вазы газеты извещали 25 мая: в начале недели безопасно переезжали по льду из Швеции. Казалось, что лета вовсе не будет. В северной Финляндии лед исчез лишь в начале июня, а около Улеоборга он лежал еще 12 июня. В южной Финляндии деревья покрылись зеленью лишь к Иванову дню. В некоторых местах наблюдалась такая картина: то, что вчера представляло ослепительную снежную поляну, сегодня было сплошь покрыто водой. Крепкие морозы сменились летним теплом. Весны не было, а сразу наступило лето, но лето необыкновенно короткое. Едва стекли воды с лугов, как показалась зелень. — Население, сбитое с толку, не знало, за что приняться. — Более сносные всходы хлеба замечались на возвышенных местах. После лета сразу наступила зима.

В ночь на 4 сентября мороз повсеместно уничтожил запоздалый урожай хлеба. «Я посеял зерна, но пожал ледяные иглы». Можно было предвидеть с уверенностью, что в следующую зиму и лето нужда станет очень чувствительной, особенно в северных частях страны. Наступило великое всеобщее бедствие. О размере бедствия говорят следующие данные: урожай дал в 1866 году свыше 4 миллионов бочек, в 1868 году несколько менее этого количества, урожай же 1867 года всего 2.424.000 бочек. Эти цифры, лишь приблизительной точности, показывают дефицит голодного года, сравнительно с норной.

Газеты очень «скупо» оповещали своих читателей о посетившей беде: они точно желали скрыть ее, или показать, что она не столь сильна, как ее представляли в разговорах.

Ужасный голод 1867 года — самый сильный, какой испытывала Финляндия со времени голода 1697 года: тяжесть неурожая 1862 года была перенесена относительно легко в сравнении с бедствием в 1867 — 1868 годах.

Улеоборгский губернатор фон-Альфтан писал сенату, что для вверенной ему части края потребуется до 75.000 бочек жита. Чтобы получить подробные сведения о нуждах народа в его губернии и посоветоваться о необходимых мероприятиях, он просил дозволение созвать общий губернский съезд, вроде случайного земского совещания (Landsting). 10-го сентября в гор. Улеоборге собрались выборные уполномоченные от четырех городов и 60-ти деревенских приходов. Общее мнение было, что выборные возвратились домой с приподнятым духом и очень довольные. В остальных частях края губернаторы письменно потребовали мнения общин об их экономическом состоянии.

На долю Снелльмана выпала тяжелая задача руководить правительственной деятельностью, направленной к облегчению нужды. При этом он строго держался того принципа, что помощь государства не должна доводиться до размеров, ослабляющих заботливость и трудолюбие частных лиц. Этот умный и энергичный деятель понимал, что нельзя прокормить часть страны на одни пожертвованные деньги, и что население будет спасено, когда оно в самом себе найдет силы выйти из несчастья. С того времени в Финляндии стало укореняться воззрение, что лучше занять деньги для общеполезного предприятия, нежели на общественное призрение;