– Останешься со мной, пока не решишь, что дальше будешь делать со своей жизнью, – улыбнулась мне мама. – К тому же не забывай, что отец все еще разыскивает нас с тобой. А здесь он никогда не сможет обнаружить тебя.

– Очевидно, придется задержаться в твоем уютном мире, мама.

Руки Нинтай-э потянулись ко мне, и я наклонилась, чтобы обнять в ответ. Ладони матери нежно гладили меня по спине. Совсем как в детстве, когда я была еще совсем маленьким лисенком.

– Хочешь, я сыграю тебе «Разговор в ночи»? – Подарив тепло своих объятий, мама отстранилась от меня.

– Знаешь, – вдруг вспомнила я, – а я ведь могу тебе подыграть.

Брови мамы поползли вверх, изогнувшись дугой, совсем как мост, на котором мы сидели.

– Вот как? Ты же совсем не умеешь играть на кото.

– А я и не говорила, что буду играть на твоем инструменте. У меня есть свой. – Я запустила руку в рукав и нащупала давно забытую окарину. – Вот, я на окарине научилась играть. И делаю это довольно сносно.

Я протянула маме глиняную свистульку с двенадцатью отверстиями. Нинтай-э взяла инструмент в руки и внимательно осмотрела.

– Неплохо. Кто же научил тебя играть на окарине?

– Сягэ. – Воспоминания вновь затянули меня в те сладкие дни, когда я только приступила к служению Аматерасу и наслаждалась дружбой с прекрасной тенинкой. – Когда был ее срок охранять хиганбану, нам пришлось скоротать вместе немало дней и ночей. Чтобы раскрасить их, она часто играла мне красивые мелодии. А однажды Сягэ принесла мне эту окарину в виде головы лисенка и предложила научить меня играть на ней, чтобы я тоже могла участвовать в общении с мелодией. Она была хорошим учителем и быстро помогла освоить этот нехитрый инструмент.

– Вот видишь, как добра была с тобой Сягэ. А ты ей отплатила тем, что не дала переродиться и заперла в царстве мертвых, лишив возможности встретиться с возлюбленным в новом воплощении и прожить счастливую жизнь.

– Да, Сягэ была не плоха. Я просто разозлилась на то, что Мандзю выбрал не меня, а ее, поэтому выместила свою злобу на несчастном духе.

– Надеюсь, ей когда-нибудь удастся выбраться оттуда.

– Не думаю, что это возможно.

– Ну что же, – мать сменила тему. – Раз ты хочешь мне подыграть, давай начнем с «Разговора в ночи»? Знаешь такую мелодию? Она несложная.

– Да, знаю. Мы с Сягэ часто играли ее. Так она делилась со мной своими чувствами к Мандзю. Благодаря им я узнала, насколько он прекрасен.

Нинтай-э передвинула мосты на кото, подготавливая струны к новой мелодии. Я же облизнула сухие губы, чтобы минуту спустя коснуться ими горлышка окарины и вступить в разговор с маминой душой. Сягэ была мне хорошим учителем. Помня ее уроки, я заглянула матери в глаза. Нинтай-э не отвела взгляда и позволила мне заглянуть к ней в душу. Теперь слова нам были не нужны. Пальцы коснулись струн. Самый высокий звук взмыл вверх и застыл вопросом в воздухе. Накрыв три отверстия в окарине, я вдохнула жизнь в свой инструмент.

«Может, расскажешь, что у тебя произошло с отцом? Ты же не только ради моего спасения вернулась в свой мир».

Пальцы испуганно пробежались по струнам, ускользая от ответа:

«Ну, знаешь… Всему когда-нибудь приходит конец…»

Окарина последовала за кото и накрыла его своим густым тоном.

«Ты ушла от отца? Расскажи».

Печальный вздох кото – и мелодия перестала спорить, из нее будто ушла вся жизнь, проведенная в стенах дома, где было пролито слишком много слез. «Не уходи от ответа, мама», – потребовала окарина и еще понизила тон.

«ЧТО ОПЯТЬ НАТВОРИЛ КОДЗО?»

«Кодзо? Ты впервые назвала отца по имени».

«Мне стало сложно называть его своим отцом. Я терпела, когда он издевался надо мной. Но причиненную боль тебе я простить не могу».

«Я ушла от Кодзо после очередной измены и побоев. Как-то я вернулась от своих родственников…»

Струны кото дернулись, звуки забегали, словно потревоженные бабочки вспорхнули с цветов и теперь не знали, куда опуститься. Я не торопила, не тревожила, просила бабочек вернуться и допить свой нектар.

«В нашем доме я застала мужа с другой кицунэ. Она была лишь чуть старше тебя. От слуг я узнала, что он собирался взять ее второй женой, но пока скрывал от меня. Я застала их в нашем супружеском ложе. Муж не ожидал меня увидеть и, застигнутый врасплох, разозлился. Накинулся на меня прямо на глазах той кицунэ и избил. Ей тоже было страшно. Закрыв лицо руками, кицунэ кричала ему остановиться, но он, охваченный злостью, вошел в раж и ничего не слышал, кроме своего гнева. Мне удалось вырваться, и я скрылась в своем мире. Больше я не вернусь к нему. Теперь мне все равно, если я опозорю свою семью, плевать, что скажут другие. Впервые я выбрала себя. И тебе, моя милая Мизуки, советую выбрать себя. Потому что, раз за разом выбирая отвергающего тебя Мандзю, ты теряешь себя».

Протяжный стон окарины поднялся к небу и достиг луны. Даже она, круглолицая ночная владычица, вздрогнула и еще ниже опустила свой печальный лик.

«Теперь я еще больше ненавижу своего отца. Убила бы его собственными руками за все, что он сделал с тобой!»

«Лучше подумай о себе. Мне вряд ли что-то грозит. А вот тебя он ищет повсюду, и очень усердно. Кодзо нанял слуг, чтобы найти свою дочь, – разослал ищеек по всем мирам. У входа в Высокую Долину Небес стоят его прислужники и ждут, когда ты вернешься туда. В мире людей бродят его наемники, чтобы, увидев тебя даже невидимкой, схватить и отправить к отцу. Он узнал о твоих похождениях в Ёми. Теперь и там, у входа, где находится твоя любимая лазейка, прячется кицунэ и ждет твоего появления».

Мелодия стала ровной, пальцы больше не взмывали над кото быстрыми птицами, струны перестали ранить их. Я же перешла на средние отверстия окарины, и теперь мои ответы были больше похожи на пение цикад в ночи.

«Останься здесь, в моем мире. Тут безопасно. Спрячешься от отца. С годами ему надоест искать тебя. А у его новой жены появятся свои лисята, и тогда он, возможно, переключится на них. Тебе нужно восстановить свою энергию и совершенствоваться. А пока изучай лисью магию, научись управлять танто как боевым оружием, изучай искусства и